было встретить свободного человека, было примерно такое же расстояние, только в другую сторону. Если, разумеется не считать поселка, в котором были расквартированы красноармейцы, охраняющие нас и само начальство. Лагерь, находился на его окраине и был огражден высоким частоколом, совсем как когда-то вотчина моих родителей, но в отлиции от нее поверх заостренных бревен была проложена еще и колючая проволока, в несколько рядов. Кто-то из комиссаров, называл ее проволокой «Константина» ссылаясь на то, что подобное изделие было изобретено в период правления одного из императоров. Когда-то в будущем видел, на каком-то видео, как извивался попавший в нее человек, путаясь выбраться из нее. Даже если в итоге тебе помогут это сделать, ощущения будут непередаваемые. Поэтому рисковать перебираясь через нее для побега, я бы уж точно не стал.

Может я в чем-то, и ошибаюсь, но несколько мужиков, оказавшись местными жителями, попавшими сюда, за какие-то провинности, утверждали что до ближайшей деревни отсюда, как минимум сорок верст по тайге. В принципе я в это верю, потому что нас доставили сюда на барже по Иркуту, а плыли мы три дня. Учитывая невысокую скорость баржи идущей вверх по течению, получается даже несколько больше. Вдобавок ко всему, ни единого поселка по берегам реки за время плавания я так и не заметил.

Работать начинали с рассвета, получая утреннюю пайку с первыми лучами солнца, а возвращались в бараки затемно. И сил оставалось только на то, чтобы рухнуть на шконку и тут же уснуть мертвым сном.

Все указывало на то, что задерживаться здесь, нет никакого смысла, и чем быстрее я сделаю ноги, тем лучше будет в первую очередь именно для меня. Тем более, что лето подходило к концу, вскоре начнутся дожди, затем выпадет снег, и рассказ на этом можно будет завершить. Тайга, разумеется, сможет прокормить и зимой, но сейчас это сделать гораздо легче. И потому, я тихо, стараясь особенно не афишировать свои действия, готовился к побегу.

Из «боевого оружия», которое мне досталось по распределению работ, был именно топор. Можно сказать повезло, а уж когда я показал мастер класс, по освобождению бревен от сучков, никаких возражений у начальства не осталось. Правда, к концу рабочего дня, руки отваливались от монотонной и тяжелой работы, топор приходилось вечерами сдавать в начальству, а поутру получать обратно, но это было не самым худшим требованием. В казарме, довольно часто случались драки, а при наличии топора, последние грозились перейти во что-то более кровавое, хотя хватало и обычных заточек. Последние могли делаться из чего угодно, начиная от какой-либо щепки с острым концом, и заканчивая ржавым гвоздем, вытащенным из стены барака, и превращенным в колющее оружие. И поверьте, они не оставались без дела. Как минимум раз в неделю, а то и чаще, очередного бедолагу, раздетого до последней нитки выволакивали из барака, скидывая его бездыханное тело в выгребную яму на окраине лагеря. Причиной последнего могло стать что угодно, начиная от косого взгляда, и заканчивая завистью по поводу того, что у последнего оказалась одёжка получше твоей. Конечно же после подобного происшествия устраивались повльные обыски и допросы, но большой пользы они не приносили. Та же острая щепка в глазах начальства никак не могла служить оружием убийства, а ржавый гвоздь просто вбивался в землю, и если не знаешь о том, найти его было невозможно. Конечно первое время находились «особо честные» указывающие на тех кто прибил очередного беднягу, и тогда кого-то наказывали. Но как правило уже на следующее утро «честный» просто не просыпался «умирая во сне».

Меня не трогали, скорее всего из-за того, что уголовники тоже не собирались оставаться здесь на зиму. Несколько раз, ко мне уже с предложением совершить побег в их компании. Но я всячески отказывался, сетуя на то, что слишком молод, совсем не знаю тайгу, и боюсь в ней пропасть. Впрочем, было и так понятно, что все подобные предложения были рассчитаны на то, что взять с собой барашка, который пойдет своими ногами, и которого по нужде, можно просто съесть. При этом никто особенно не заморачивался на грех связанный с каннибализмом, главное было выжить, а все остальное со временем забудется.

Побег удалось совершить совершенно случайно. Просто из леса вдруг вышел огромный медведь, и недолго думая напал на красноармейцев, которые, обычно сбивались в кучку, и сидели у костра, травя байки. Вполне возможно, что именно они его и спровоцировали на нападление. А тут получилось все очень неожиданно, и предпринять что-то радикальное, не удалось. Просто в какой-то момент я оглянулся на шум, творящийся позади меня, и увидел, как на охрану прет вставший на дыбы «тезка». При этом один из красноармейцев, уже лежал бездыханный в луже крови, а другой упорно колол медведя штыком винтовки, вместо того, чтобы расстрелять бедного Михайлу Потапыча из нее. Причем колол как-то неуверенно, больше разъяряя зверя, чем нанося тому какие-то раны. Скорее из-за того, что опасался подойти к зверю поближе. Зэка находящиеся неподалеку просто разбежались и попрятались кто куда, не остался равнодушным и я, тут же юркнув в кустарник, змейкой просочившись возле его корней, и выскочив на берег речушки, возле которой складывали в штабеля бревна. Увидев часового, чтобы отвести от себя подозрения, я тут же отправил на делянку криком, что там медведь напал на его однополчан. Тот услышав мой возглас, и раздающиеся из леса крики, недолго думая сорвался с места и побежал на помощь. Похоже о том, что чаовой не имеет права покидать свыой пост здесь пока не знают.

Решив для себя, что лучшего момента не будет, я пересек речку по сваленным в нее бревнам готовящегося к отправке плота, и углубился в лес на другом берегу. Протока была не слишком широкой, да и бревен было навалено предостаточно, так что я пересек реку, даже не замочив ног. Время, судя по солнцу, приближалось к полудню. Это было только плюсом, из-за того, что до вечерней проверки, которую проводили перед отправкой в лагерь, имелось как минимум четыре-пять часов. Хотя из-за суматохи, возникшей на вырубке ее могут провести и раньше, но с другой стороны, я точно видел, как один из солдатиков лежал раненым. Как мне кажется, в первую очередь займутся именно им, а уж после будут разбираться с разбежавшимися зэка. Впрочем, сейчас главное удалиться от лагеря, как можно дальше. А уж после можно будет подумать и об этом.

Сунув за веревочный пояс, сохраненный во время побега топор, я несся, почти не разбирая дороги на юг, с каждым шагом уходя все дальше, от лагеря. Бежалось вполне легко. Хотя на скудной лагерной пайке я и успел слегка подрастерять свои силы, но пока находился еще в пределах нормы. К тому же, работа на свежем воздухе, только укрепила меня, а воздух свободы и удачи, добавил мне адреналина, и я несся как тот олень, во время гшона. Отмахав, по своим прикидкам около пары верст, я перешел на быстрый шаг, и стал оглядываться на ходу, ища глазами что-то съедобное, чем можно было бы подкрепиться.

Зная тайгу, просто невозможно умереть с голоду. И потому, наверное, впервые, со дня попадания за решетку я наелся. Места здесь были нехоженые и потому ягод и грибов было вдосталь. Вдобавок ко всему, память подсказала, что где-то неподалеку обязательно должна стоять охотничья заимка. Чужой в тайге человек, разумеется просто не обратит внимания на случайные зарубки на деревьях, а тот кто здесь вырос, сразу поймет куда ему лучше всего направиться. Я еще не до конца освоился со своим вторым «я», и порой замечал, что-то особенное, если отрешался от самого себя. Такой вот выверт сознания. Получалось, что когда я пытался понять происходящее вокруг от лица себя городского, то не замечал многих вполне очевидных для таежника примет. Когда же отдавался во власть инстинктов, все происходило с точностью наоборот. А вот как соединить эти сознания в одно я пока не знал. Но даже то, что получалось спонтанно, уже позволяло мне выживать в этих условиях.

Если бы не мое второе — я, то просто бы не заметил эту землянку. Здесь в качестве охотничьей избушки выступала именно она. Вырытая на отвесном склоне ручья землянка, оказалась вполне уютной. Похоже, когда-то на этом месте росло дерево упавшее либо от ветра, либо от старости, и оставившее после себя довольно глубокую и большую яму. Яму облагородили вертикальными тонкими жердинами, сделали сверху два наката