class="p1">Это же надо, как все замечательно складывается! Вот что значит чистосердечные намерения! То-то Иван Сергеевич удивится!

Бенедикт был спокоен и торжественен, всем своим видом являя величие академической науки. Софья чмокнула старика в щеку и, с ходу сообщив, что у Аллы Николаевны все хорошо, приготовилась услышать нечто чрезвычайно интересное.

Бенедикт начал замысловато.

– Еще при знакомстве с данной вещью я сразу сказал, что вензель кажется мне смутно знакомым. Так вот, научное чутье не подвело. Разумеется, моя версия нуждается в дополнительных исследованиях с целью подтверждения права на абсолютную достоверность, но уже сейчас я могу с уверенностью на восемьдесят шесть или даже восемьдесят девять процентов утверждать, что этот платок принадлежал женщине с королевскими амбициями!

– Ну и кто она? – нетерпеливо спросила Софья.

Бенедикт, который не собирался лишать себя удовольствия поинтриговать, пропустил вопрос мимо ушей.

– А знаете ли вы, Софья Павловна, что эта женщина однажды зачеркнула инициалы императрицы, которые та нацарапала бриллиантом на стекле – это было на царской яхте «Межень», – и написала свои? Тоже бриллиантом, и, наверное, покрупнее! Вместо А Р нацарапала Л Р! Она мнила себя выше несчастной Александры Федоровны!

– Бенедикт Фомич, хватит меня мучить! Ну да! Я из рабоче-крестьянского сословия! Плохо образована!

Бенедикт иронически изогнул бровь.

– Вы же в музее работаете.

– Заместителем директора по финансовой части.

– Но вы же дитя двух историков! У вас горячая гуманитарная кровь!

– Кровь у меня математическая и, смею вас заверить, довольно холодная.

– Полно прибедняться, дорогуша. Впрочем, вам это идет. Ну ладно, как говорит мой внук, не будем тянуть кота за яйца, Софья Павловна.

Софья Павловна поперхнулась и закашлялась. Бенедикт с невозмутимым видом постучал ее по спине и объявил:

– Сии инициалы принадлежат Ларисе Рейснер. Богине, комиссарше, валькирии революции!

Софья наморщила лоб. Рейснер? Вроде бы что-то слышала. Но картин для их музея она не писала, это точно.

– Нет, картин не писала, – кивнул Бенедикт. – Она писала стихи, но очень слабые. А, впрочем.

Сегодня, как вчера, озлобленно-усталый

Я отдохнуть пришел в безлюдный Эрмитаж.

И день благословил серебряный и талый,

Покрывший пепельной неясностью порталы,

Как матовым стеклом анатолийских ваз.

– Слышите? Озлобленно-усталый – это живо, это цепляет.

Софья взглянула в хитро прищуренный под нависшей бровью глаз.

– Хватит меня дурачить, Бенедикт Фомич. Во всем четверостишье два нормальных слова – «безлюдный Эрмитаж», все остальное – мишура.

– Не будьте так строги к молодому дарованию. Ей всего двадцать на тот момент стукнуло.

– Это извиняет ее бездарность?

– Вы безапелляционны, как Зинаида!

Софья поняла, что Бенедикт с ней играет и собирается, как всегда, выйти из словесного пинг-понга победителем. Ну уж нет! Она не даст положить себя на лопатки!

– Если вы о Зинаиде Гиппиус, то в этом я с ней солидарна.

– Кстати, с ней был солидарен и Николай Гумилев, что не помешало ему совратить юную поэтессу. Представляете, для первого свидания он выбрал бордель на Гороховой! Там все и случилось.

– Негодяй какой!

– Что с него взять! Поэт обязан быть повесой. Он сделал Ларисе предложение, а вместе с ней – Анне Энгельгард и еще троим. Он то и дело предлагал барышням руку и сердце.

– Так он вроде… на Ахматовой был женат?

Бенедикт беспечно махнул рукой.

– Ну и что? Сегодня женат, завтра свободен!

Софья сделала строгое лицо.

– Странные у вас взгляды на брак, Бенедикт Фомич.

Бенедикт втянул голову в плечи и повертел головой: не дай бог Фаина Ростиславовна рядом и слышит.

– Что вы такое говорите! У меня как раз вполне традиционные. Даже закоснелые. Это ж про него!

– Я поняла.

– Но настоящий Гумилев не в этом, поверьте. Перед расстрелом он сам копал себе могилу и стоял над ней с окровавленным лицом и улыбаясь.

Бенедикт моргнул и спохватился.

– Мы, кажется, увлеклись поэзией.

– Нет, для меня это важно. Прежде всего, я жажду знать, как вы установили личность хозяйки платка.

– Заметьте, я не сказал, что уверен в своих выводах на сто процентов. Только на восемьдесят шесть.

– Вы сказали – на восемьдесят девять.

– Три дополнительных процента я отнес к научной интуиции.

– И что это значит?

– Это означает, что меня осенило предчувствие своей правоты.

– А…

– Именно так. В последний раз подобное ощущение позволило мне получить престижный грант от Национальной академии гуманитарных и социальных наук Соединенного Королевства.

– Ого! – восхитилась Софья и посмотрела на Закряжского с уважением.

Бенедикт Фомич приосанился и принял позу Наполеона на картине Жака Луи Давида. Выглядело это потешно, но занятая другими мыслями Софья даже не улыбнулась.

– Мне надо узнать о Рейснер как можно больше. Не могу сказать почему, но это очень важно.

– В таком случае вы должны посетить нас с Фаиной Ростиславовной на дому. Да-да! На дому! Рассказ будет длинным и, поверьте, захватывающим. Из поэтессы в комиссары Балтийского флота, а из жены посла – в бойца на баррикадах!

– Она прожила долгую жизнь?

– Отнюдь. Умерла в тридцать. От тифа. Так что, придете?

Софья с готовностью кивнула.

Она готова была бежать сразу. Ее просто распирало от непонятного куража, совершенно непохожего на простое любопытство и уж тем более несвойственного такой уравновешенной особе, как Софья Бриль.

Оказывается, дело вовсе не безнадежно. Если так пойдет, скоро она узнает, что было спрятано в тайнике. А это вам не фунт изюма, как любит говорить папа!

Вот бы и Маришка не подвела!

Короткими перебежками по косой

Однако уломать бывшую подругу оказалось не так легко, как старика Закряжского. Цепкая Маришкина память хранила пространный перечень обид, когда-либо нанесенных разными людьми, среди которых Софье отводилось почетное место. Шутка ли: прилюдно продемонстрировать презрение к ней, милому и доброжелательному человеку! Еще вчера они весело проводили время на пляже у залива, а на следующий день эта стерва просто прошла мимо, как будто она пустое место. А ведь Мариша окликнула подругу и даже шагнула навстречу, вытянув губы для дружеского поцелуя! И все, абсолютно все видели, как она стояла потом, сгорая от неловкости!

Такое вообще прощать нельзя! Особенно если ты ничем не заслужила подобного обращения!

Софья застала подругу одиноко сидящей за столиком с поджатыми губами и глазами, подернутыми влагой незаслуженных обид.

– Привет, Мариша! Прекрасно выглядишь! Сколько не виделись, а ты ничуточки не изменилась! – с ходу запела коварная Софья, разглядывая подругу с преувеличенным восторгом. – Признайся, ездила на Мальдивы? У тебя дивный средиземноморский загар!

Никакого средиземноморского загара на Мальдивах, находящихся в Индийском океане, быть не могло, но Софья не сомневалась,