Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Товарищи Бат Владимир Петрович и Кариков Борис Ринатович? – Поскребышев безошибочно взглянул на каждого, словно видел не впервые в жизни. – Здравствуйте. Проходите, товарищ Сталин вас ждет.
И снова уткнулся в какие-то разложенные перед ним бумаги, заставив Батоныча на миг ошарашенно замереть. Что, и это все?! Вот так вот просто? Самому коснуться ручки, открыть дверь (отнюдь не какую-нибудь там бронированную, а даже на вид самую что ни на есть обычную дубовую), шагнуть через порог – и все?
В себя его привел едва заметный тычок в спину: Очкарик, для которого Иосиф Виссарионович все же был не более чем историческим персонажем – да, легендарным и все такое прочее, но тем не менее, – первым пришел в себя. Негромко прокашлявшись, полковник оправил гимнастерку под ремнем, привычно проверил ладонью, ровно ли сидит на голове фуражка, – и толкнул входную дверь. Начатая застрявшим в автомобильной пробке Виталькой Дубининым долгая дорога к Вождю наконец завершилась. Теперь предстояла долгожданная встреча, об исходе которой пока можно было только догадываться…
* * *
Рабочий кабинет Иосифа Виссарионовича оказался достаточно просторным и светлым, с несколькими окнами на одной из стен. Разумеется, Батоныч не раз видел его в «Библиотеке»[14], но фотографии – это одно, а реальность – несколько иное. Совсем иначе воспринимаются и размеры, и интерьер. Последний, к слову, был достаточно спартанским, буквально ничего лишнего. Отделанные потемневшими дубовыми панелями стены. Рабочий стол с электролампой на высокой ножке и под типичным для этого времени круглым абажуром, письменный прибор и пепельница на зеленом сукне. Позади – огромная, в полстены, карта СССР, сейчас наполовину зашторенная (примерно по Уральскому хребту, как машинально отметил Бат). Пара непривычного вида кожаных кресел по сторонам – судя по потертостям, пользовали их достаточно интенсивно. Этажерка с книгами и напольные часы под стеной. Окруженный стульями с высокими прямыми спинками стол для заседаний. Диван под белым матерчатым чехлом. Все, собственно…
Отчего-то Батоныч, в детстве и юности пересмотревший множество художественных фильмов о Великой Отечественной, ожидал, что Вождь – согласно киношному канону – будет сидеть за столом, погруженный в работу с какими-то документами. Попыхивая неизменной трубкой и отчеркивая наиболее важные места красным карандашом. А затем, словно бы удивившись «нежданным» гостям, поднимет голову и произнесет нечто вроде «таварыщи танкисты? Нэ ажидал вас так скоро. Ну, что ж, прахадыте, нам ест а чем пагаварить»…
Ага, прямо сейчас!
Товарищ Сталин и на самом деле «попыхивал неизменной трубкой», вот только не за столом, а стоя возле окна. При этом Вождь… улыбался, словно старым знакомым! Да, именно улыбался! Что ж, пожалуй, впечатление ему произвести точно удалось, как отстраненно подумал полковник, меньше всего ожидавший чего-то подобного…
Но на этом неожиданности вовсе не закончились: в противоположном углу кабинета стоял, сложив руки на груди и поблескивая знаменитым пенсне, народный комиссар внутренних дел Лаврентий Павлович Берия…
Прежде чем Бат успел перейти на строевой шаг, собираясь преодолеть последние метры, Иосиф Виссарионович махнул рукой:
– Владымир Пэтрович, как я панимаю? А ви, маладой человек, видимо, старший лэйтенант Кариков? Ну, здравствуйтэ! – знаменитый грузинский акцент в его речи оказался не настолько выраженным, как представлялось Батонычу. Он был – но если немного привыкнуть, так и вовсе замечать перестанешь. Да и фразы Сталин выстраивал абсолютно правильно – русским он владел в совершенстве. Не зря ведь Калинин некогда сказал: «Вот если бы спросили меня, кто лучше всех знает русский язык, я бы ответил – Сталин».
– Нэ нужно. Ви не на строевом смотре, таварищи, ви у меня в гостях. Полагаю, мнэ прэдставляться нэ нужно?
Беззвучно шагая по вытертой ковровой дорожке, Вождь подошел к замершим без движения танкистам и первым протянул руку. Чуть замешкавшись, Бат пожал его ладонь; то же самое сделал и Очкарик. Рукопожатие оказалось по-мужски сильным. Ладонь хозяина кабинета была сухой и горячей.
– С прибытием, таварищи… патомки. Очэнь приятно пазнакомиться. Ви долго до меня добирались, тем ценнее наша с вами встрэча. Присаживайтэсь. – Вождь сделал призывный жест, указывая на гостевые кресла по сторонам от его стола. – Лаврэнтий Павлович, пазнакомься с нашими гэроическими танкистами… из будущего.
– Здравствуйте, товарищи командиры, – достаточно сухо кивнул наркомвнудел, в свою очередь поочередно пожимая обоим руки.
– Устраивайтэсь поудобнее, таварищи, бистро я вас нэ отпущу. Разговор, как мнэ кажэтся, будет долгим. – Иосиф Виссарионович добродушно ухмыльнулся. – Таварищ Бэрия, ти тоже присаживайся. Хатите чаю, кофе? Можит бить, минэральной воды? Нэ знаю, что ви привыкли пить в, гм-м, будущем…
– Спасибо, товарищ Сталин, не нужно, – за обоих ответил Бат.
– А вот я бы от кофе, пожалуй, не отказался, – неожиданно влез Очкарик, заставив полковника мысленно поморщиться. Неужели промолчать не мог? Они сюда что, кофе, блин, пить приехали? Нет, понятно, что Кариков еще молодой, что особого пиетета перед САМИМ не испытывает (а всесильный нарком для него и вовсе не более чем один из исторических персонажей), но сейчас мог бы и проникнуться моментом!
Однако хозяин кабинета, пряча в прокуренные усы усмешку, отреагировал на просьбу абсолютно спокойно:
– Харашо, я сэйчас распоряжусь. Толко очэнь вас прашу, таварищ Бат, нэ нужно стесняться или, что еще хуже, бояться меня. Нам и на самом деле есть а чем пагаварить…
Обойдя стол, Иосиф Виссарионович аккуратно пристроил потухшую трубку на край хрустальной пепельницы и опустился в кресло. Вызвав по внутреннему телефону секретаря, распорядился насчет кофе. Уперев в столешницу локти и сцепив пальцы, положил подбородок на руки, изучающе глядя на гостей. Впрочем, молчание длилось недолго, секунд десять.
– Пра таварища Дубинина я знаю. Очэнь жаль, что он нэ смог до миня добраться. Но, убежден, это временное, гм, прэпятствие. Нэ тот чэловек таварищ комиссар, – в этом месте Вождь позволил себе еще одну ухмылку – мол, знаю, знаю, какой он на самом деле комиссар! – чтобы так просто пропасть. Его и после врэмя боя в Брэстской крэпости погибшим считали, и когда та автомашина взорвалась, и позже. Сагласны, таварищ Бат?
– Так точно, товарищ Сталин, – заставил себя продавить сквозь неподатливое горло Батоныч. – Вы все правильно сказали, не тот он человек! Витал… то есть товарищ Дубинин выберется, абсолютно в этом уверен. Выживет. И вернется.
– Вот и я так думаю, – абсолютно серьезно кивнул Сталин. – А ми ему поможем. Я уже отдал все необходимые распоряжэния, кампэтентные таварищи занимаются. Очэнь кампэтентные, да. Сам таварищ Судоплатов обещал помочь. Думаю, нэ подведет, недолго ему в нэмэцком плэну оставаться. Правильно гаварю, Лаврэнтий Павлович?