Темный февральский вечер потемнел и сгустился заметно, пока мальчик молился и мечтал на дорогой могиле. Кладбищенские деревья пугали его своим зловещим видом в темноте. Белым саваном лежал снег на могилах и дорожках. Было что-то жуткое в предночной тишине и в спокойствии кладбища.

Вдруг резкий пронзительный звук, похожий на крик ночной птицы, пронзил эту мертвую тишину. И одновременно с этим две черные тени покрыли собою белую скатерть снежной дорожки, убегающей вдаль. Две фигуры, крупнее и выше Васи чуть ли не на целую голову, выскочили из-за ствола ближайшего дерева и загородили мальчику дорогу.

— Что вам на… — начал было Вася, невольно подаваясь назад. И не докончил начатой фразы… Чьи-то сильные руки толкнули его в грудь, чья-то нога неожиданно подвернулась ему под ногу, и с криком испуга мальчик полетел в снег…

Вернувшись сегодня от вечерни, Киря чувствовал себя в самом отвратительном настроении духа. Атмосфера тихого ублаготворяющего душу покоя, благоговейная красота церковной службы всколыхнули озлобившуюся, мелкую, но далеко не жестокую и не злую душу мальчика. Еще там, в церкви, стоя перед образом спасителя, глядя в кроткое лицо его, озаренное огнями свечей, Киря почувствовал всю гнусность и несправедливость своего поступка. Он несколько раз взглядывал на стоявшего неподалеку от него Васю, и каждый раз сердце мальчика екало от мучительного сознания своей виновности.

Степка и Ванька уже на кладбище и ждут свою жертву… мелькало в голове Кири… Что, если бежать туда, предупредить событие? Или сказать Васе: «Не ходи сегодня к матери на могилу…» Тогда, может статься, легче и светлее сделается на душе?

Но не хотелось показаться смешным в глазах своих двух приятелей Степки и Ваньки, да и все еще клокотавшая в душе злоба против Васи мешали Кире привести в исполнение свое благое намерение, и он не предупредил Васю, не пошел отговаривать бродяжек, а по окончании всенощной направился прямо домой.

Здесь он уселся за чтение майнридовского «Всадника без головы» — своей любимой книги. Но сегодня «Всадник», перечитываемый чуть ли не в десятый раз Кирею, совсем не удовлетворял мальчика.

И за вечерним чаем он сидел как на горячих угольях. Ему все мерещились крики и вопли среди ночной тишины. Когда же отец Паисий, вернувшийся позже всей остальной семьи из церкви, спросил, где Вася, Киря не мог ответить ни слова отцу; так велико было его волнение. Наконец, не выдержав больше этой пытки, он незаметно схватил фуражку и пальто и выскочил на крыльцо. В ту самую минуту, когда мальчик, быстро пересчитав ногами ступени, кинулся по дороге к кладбищу, находившемуся шагах в ста от церковного дома, испуганный пронзительный вопль огласил ночную тишину. Это кричал Вася, голос которого Киря узнал бы из тысячи. Не помня себя, весь охваченный трепетом и отчаянием, Киря стремглав кинулся на эти крики, не отдавая отчета в том, что ему надо было делать.

Он подоспел как раз в ту минуту, когда Степка сидел верхом на шее Васи, глубоко вдавив его голову в снег, а Ванька изо всей силы молотил кулаками по спине жертвы.

— Стойте! Стойте! Не смейте его трогать! Вам говорят, довольно! — закричал, подбегая к бродяжкам, Киря так громко, что те сразу вскочили на ноги, выпустив из рук Васю. Ванька, злой и всклокоченный, теперь подступил с сжатыми кулаками к самому Кире.

— Ты что это, такой-сякой, выдумал? А? Сперва добрых людей зря обеспокоил, а сам, вишь, предательствовать. Продавать нас вздумал? Да мы тебя за это, знаешь ли, во как…

— Так вот оно что! — зловеще протянул и Степка, тоже наступая на Кирю, — сам Христом богом молил: побейте, мол, проучите Ваську, а довелось на деле, так и того, крик поднял… Да мы, брат, тебя за это с Ванькой в порошок сотрем…

Но стереть «в порошок» Кирю так и не пришлось бродяжкам. Причетник Пахомыч с сыном сторожем услышали голоса и крики и спешили сюда с фонарями в руках. Завидя приближающихся к ним людей, оборванцы дали тягу… Дал тягу, по примеру их, и Киря. Вася, оглушенный и ошалевший от неожиданного нападения, медленно поднялся с земли и смотрел растерянными глазами на подоспевших к нему людей. Плечи и спина его больно ныли. Но, к счастью, бродяги не успели избить его так, как они намеревались сделать это. Появление Киры помешало им.

Теперь же, когда старик Пахомыч с сыном подошли к Васе и стали расспрашивать его обо всем случившемся, натянутые нервы мальчика не выдержали и он разрыдался навзрыд. Как ни был ошеломлен Вася, он успел, однако, из слов нападавших на него оборванцев понять, кто толкнул их на это нападение. И причину Кириной мести он понял сразу.

Незаслуженная обида и боль пережитой несправедливости так глубоко затронули Васю, что ему казалась теперь чудовищной мысль вернуться в тот дом, где с таким явным недоброжелательством к нему, Васе, и злобной враждою жил Киря. С минуту колебался мальчик, отвечая невпопад на расспросы сторожа и причетника, допытывавшихся у мальчика, кто и за что его побил. И думал все одну, одну и ту же смутную думу: возвращаться ли ему домой, к его благодетелю, отцу Паисию, или же прямо отсюда пойти просить приюта и крова у добрых людей.

И вот словно из-под земли выросла перед Васей знакомая, милая фигура, в старенькой зимней, теплой ряске с развевающимися по ветру, рано поседевшими, длинными волосами.

— Васюк, ты? Ты это кричал недавно? Кто тебя обидел? Да объясни же мне скорее, — взволнованно и трепетно говорил отец Паисий, с быстротою юноши прибежавший сюда на кладбище на выручку своему любимцу.

И этот трепетный, полный участия и любви голос сразу потушил пламя возмущения и негодования, бушевавшее в сердце Васи…

Он взял обеими руками руку священника и благоговейно поднес ее к своим губам.

— Не извольте беспокоиться, батюшка, — произнес как только мог спокойно мальчик, — я жив и здоров. Какие-то уличные бродяги напали на меня, начали бить, да спасибо Кире, выручил… вовремя прибежал!

— Киря, говоришь? Да где же он, не вижу его что-то, — удивился отец Паисий.

— Должно быть, за вами побежал… — впервые говоря неправду, вспыхнул до корней волос Вася.

— Шибко побили они тебя? — волнуясь, допытывался священник.

— Нет, ничего… до свадьбы заживет…. - попробовал пошутить Вася.

— И как только прошмыгнутьуспели они сюда, — негодовал батюшка, — Пахомыч, вели сыну получше караулить кладбище, — строго обратился батюшка к причетнику.

— Да я у всенощной был, батюшка, — оправдывался тот. — Да нешто углядишь за ними… Вечно народа здесь толкается!

— О господи, грехи наши тяжкие, сохрани бог! — вздыхал вместе с сыном и Пахомыч.

В этот вечер Вася, отказавшись от ужина, постарался как можно раньше юркнуть в свой уголок.

Ему были тяжелы далее сочувствующие расспросы детей о случившемся.

Они растравляли его сердце. И долго-долго не мог он забыть незаслуженную обиду, нанесенную ему Кирей.