– Да, как же, помню, ты мне про него после вашего возвращения рассказывал, – подтвердил Андрей. – Думаю, что и он про это тоже не забыл. Должно быть, пригодилось ему твоё серебро, и та рана, которую он в «геройском бою с русскими» получил, знать, ему тоже весьма даже к месту пришлась. Видно, в рост сей «отважный герой» пошёл после того набега, и уже позже к Миндовгу даже в саму свиту он смог пробиться. Тогда делаем так, друзья: сейчас в пиршественных залах терема накроют столы, потом будет большое застолье с обильными возлияниями. Вы там особо хмельным-то сами не увлекайтесь, а постарайтесь-ка этого шляхтича в удобном месте подкараулить да хорошенько эдак с ним с глазу на глаз поговорить. Я знаю, у вас это хорошо получается при желании, только глядите, чтобы аккуратно всё было, как-никак это же человек от посольства. Хорошо припугните его для начала, напомните былое, а потом уж и расспросите про весь расклад да по всем делам у литвинов. Что хотят они от нас, чего боятся, с кем и против кого дружить в будущем мыслят, об чём торговаться и до каких пределов думают? Да и вообще, не затевают ли они чего «втихую» за нашей спиной, прикрываясь сами красивыми словами о дружбе? А уже потом, в самом конце вашей беседы, непременно заплатите ему и пообещайте, что наши люди его обязательно найдут и потом ещё много серебра принесут, особенно если он чего-нибудь им полезного для нас там расскажет. Тут серебра, братцы, жалеть ну никак нам нельзя. Это серебро может много крови русской сберечь.

* * *

Пир по случаю приезда высокого литвинского посольства проходил, как это и было принято на Руси, с большим размахом. Он должен был показывать богатство самого хозяина и его подвластных земель, а также его отношение к своим гостям. Такие пиры могли способствовать сближению сторон, и были они сначала прелюдией, а затем и итогом самих переговоров.

Как и предписывала старорусская традиция, каждый из званых гостей рассаживался согласно занимаемого им положения, и не дай Бог тебе было влезть выше своей «жёрдочки», заняв место более почётного гостя, обида тут была страшная! Поэтому рассаживали всех в залах особые распорядители. Место Сотника было возле главного – Большого стола, где сидели самые первые княжьи люди. И Андрей заметил уже немало косых взглядов от местных бояр, сидящих «пониже» его. Но на то была воля князя, и прилюдно против «русского барона» никто ничего сказать не посмел.

Сами князья сидели за отдельным столом на Большом, возвышенном месте, с которого можно было видеть любого из здесь присутствующих.

Первые тосты, как водится, были подняты во славу святой Софии и батюшки Господина Великого Новгорода, за земли Литвы, за здравие князей и господ, и первых, лучших боярских людей, за доблестное воинство и за мир между двумя державами. Тостов было много, и пили все на пиру от души!

Среди первой подачи блюд традиционно на Руси шла кислая капуста с сельдями и икра в разных её видах, от белой свежесолёной и красной малопросоленной до чёрной от крепкого посола. Её подали вместе с уксусом и с прованским маслом. Тут же навалом шли балыки с вяленой белорыбицей, осетриной и белужиной. Потом шла ботвинья, жареная паровая рыба, уха нескольких видов, мясо множества сортов и видов готовки, открывали же всё жареные лебеди и павлины, подаваемые на больших золотых блюдах, торжественно проносимых по всему залу. Вслед за «царскими» птицами богатырского сложения слуги несли зажаренные на вертелах туши оленей, кабанов, косуль, лосей и даже быков. После цельно зажаренных туш демонстрировались и кулинарные диковинки, например, тушу животного умудрялись изготовить наполовину варёной, а наполовину жареной и всю её набивали тушёными овощами, фруктами и птицей. Всё это хорошо сдабривалось соусами и маринадами.

Питие на княжьих пирах было обильным, одних только медов здесь было с десяток самых разных видов и на любой вкус, от самых лёгких и светлых до тёмных, крепких и густых, выстоянных десятилетиями в глубоких подвалах да в огромных дубовых бочках и заправленных потом всякими пряностями. Подавали также на столы пиво олуй, настойки из местной ягоды и завозной вишни, а кроме того иноземные западные и византийские вина. Всё это разливалось по кубкам прислугой – чашниками. Так как при обилии тостов всё полагалось пить до дна, то многие здесь упивались безмерно. За этим здесь тоже следили специальные слуги, выводившие гостей «проветриться», а коли было нужно, то и «опорожнить желудок», ну и т. д.

Как русских, так и иноземных гостей, пришедших с литвинским посольством, угощали традиционно щедро и весьма настойчиво. Даже у Андрея, подготовившегося к этому загодя и принявшего заранее специально выделанного угля, да ещё и выпившего за три часа до пира граммов сто крепкого алкоголя, чтобы настроить свой организм, и плотно потом поевшего жирной пищи, к середине пира замутилась голова. Что уж тут говорить обо всех остальных гостях?

Вот стольник-распорядитель взмахнул призывно, и двое дюжих слуг подхватили под руки от стола напротив упавшего в общее блюдо с карасями очередного литвинского шляхтича. «Уморился, сердешный, и это уже, наверное, третий!» – подумал Андрей, наблюдая, как его аккуратно транспортируют «подышать свежим воздухом». А от дальнего конца столов в это время привстали разом двое бригадных ветеранов Варун с Будаем.

«Ага, а ведь это похоже на то, что выводили как раз-таки нашего шляхтича. Вот тебе и раз, а ну как при такой-то его крайней “усталости” с ним теперь разговор не состоится, и где нам его потом искать? Ладно, посмотрим, как получится», – и Андрей «сосредоточился на прослушивании местного фольклора».

Перед гостями играли три деда-гусляра в длинных светлых одеждах, с большими седыми бородами. Мелодия и их голоса перебивались шумом изрядно подвыпившего общества, и они сейчас играли уже больше для себя. Самое популярное сказание здесь было про «Садко», местного героя былин, начинавшего свой путь с гусляра-сказителя, зарабатывавшего этим на жизнь, играя на праздниках. В этой части былины он направился поиграть на гуслях к Ильмень-озеру, дабы отвлечься от печали.

Уже более часа, не прекращаясь, шла эта старинная песнь, и казалось, что деды готовы ещё столько же петь, пересказывая все злоключения и подвиги Садко.

Андрея отвлёк громкий голос, раздавшийся от Большого места:

– Хочу передать сей кубок с вином фряжским в дар славному воинскому начальнику новгородскому Андрею, сыну Ивановичу, в знак своего особого расположения и за большие его ратные заслуги перед Нами! Только вот недавно вернулся он из заморского похода дальнего, где взял крепость наших обидчиков шведов. А до того его люди вместе с союзниками из племени Карелы и Ижоры хорошо проучили набежников, рвавшихся к Ладоге. Здравия тебе, барон русский и Любекский Андрей! Многие лета и славных побед над врагами нашими! – и князь прилюдно отпил из золотого в каменьях кубка, передав его затем главному стольнику. Тот бережно, мелкими шашками, неся перед собой сию драгоценную посудину так, чтобы даже ни капли на пол не пролить, подошёл к отмеченному высочайшим княжьим вниманием и осторожно передал её Сотнику в руки.