К счастью, боль оказалась вызвана мышечным спазмом, иррадиированным в низ живота.

…– На мальчишнике расскажу, что будущая жена добровольно раскинула передо мной ножки, будучи весьма слабо знакома со мной. И её прелестную розовую раковинку я лицезрел раньше, чем назначил первое свидание.

Да, доверчивая. Да, уступчивая. Пусть шутит на эту тему, сколько хочет. А она любит, любит, любит его. Как отца-геодезиста: он разбился в горах, когда Аня была совсем маленькой. Как старшего брата, которого у неё никогда не было. Как первого в жизни мужчину.

Просто удивительно, что столько страсти помещается в таком узком, восхитительно маленьком теле. Это уже его слова, которые Олег Павлович – просто Олег – произносит, благодарно целуя её в губы.

Он пружинисто откидывается на спортивных руках, закуривает. В темноте малиново, прозрачно светится тёплый огонёк.

С Олегом можно разговаривать обо всём, что взбредёт в голову. Не надо заготавливать в уме фразу и прокатывать её в мыслях. Так было с Аниным бой-френдом, однокурсником. Ничего у них не было, а он уже опытно ревновал её к встречному и поперечному. Устраивал скандалы, шпионил, крал из сумочки телефон. Говорил, что если чего – наймёт киллера: у папаши денег хватит. Ужас.

Подружки Ане завидовали: только приехала в город, такого мажора отхватила: с богатыми родителями, с тачкой. Но последний случай, разлучивший их…

Мчались в этой самой тачке со скоростью 160 км – бой-френд по-другому водить не умел. Аня посматривала в зеркало заднего вида, поправляла на голове новую фетровую шапочку-таблетку с вуалькой. То задорно сдвигала на затылок, то таинственно опускала низко на лоб, то щурилась из-под вуальки.

Это была первая в её жизни настоящая дамская вещь, с мамой выбирали. Мама говорила: «У женщины должны быть в порядке ножки и головка. Остальное приложится». Невозможно, до чего Аня сама себе нравилась в новой шапочке.

Тут Аню затошнило от быстрой езды. «Только не в салоне!» – в панике завопил бой-френд. И Аня – тоже в панике – заметалась, зажимая рот руками. Бой-френд, не оставляя руля, сорвал с её головы шапочку, сунул ей… И Аня – не могла потом себе простить – туда… После бой-френд обрывал телефон, ныл, объяснял, что запах из замшевых салонов почти невозможно выветрить… Занесла его в чёрный список – навечно.

С Олегом она будто расслаблено плыла в тёплой реке. Так мать рожает дитя в воду, и оно погружается в привычную среду. Аня вернулась в среду Любви. В которой, по задумке Бога, и должен находиться человек. А люди сами в себе и вокруг себя устраивают ад, вот как бой-фрэнд.

Аня рассказывала, как решила стать врачом. В десятом классе их погнали на прививки. Натурально, как стадо погнали: топочущее, прикалывающееся, несмотря на строгие взгляды классной. Мужичок на костылях проскакал – смешно. Старушка на их весёлое стадце заругалась и даже замахнулась заскорузлой сумкой – смешно. Медсестричка на тонюсеньких каблучках куда-то бежала и чуть на льду не упала – смешно. Палец покажи – смешно.

Был февраль, но погода совершенно весенняя: солнце, крепко взбитые как сливочный крем облака, зеркально-голубые лужи, птичий гомон. У Ани мгновенно сложился стишок, хотя до настоящей весны было ещё далеко.

Аня зажмурилась и… поняла, что что-то ей мешает. На больничном крыльце стоял паренёк, примерно их ровесник. Он стоял, прислонившись к стеночке, чего-то ждал.

Почему заметила – паренёк резко выбивался из общей суматошной весенней картинки. И не серым обесцвеченным лицом и бессильной позой. Чем-то другим. Будто природа безжалостно, равнодушно невидимо очертила, вычеркнула его из себя. Поставила на нём крест.

Природа вообще безжалостна и равнодушна. Сколько-то повозившись и соскучившись, как нерадивая сиделка («Не жилец!»), она отворачивалась от обречённых. Её интересовали только здоровые особи: шёл естественный отбор. Больного паренька для неё уже не существовало. Он был, но его уже как бы не было.

Только глаза на впалом лице ещё жили. Жадно, жадно, с тоскливой завистью смотрели они за перемещением и суетой вокруг себя. Следили за Жизнью, тщетно пытаясь вобрать её горячую энергию.

Аня видела, что курточка на нём была тщательно, до горла застёгнута. Шарфик плотно и тепло обворачивал шею. Наверно, паренёк уже перестал задавать себе вопрос: «За что мне?» А спрашивал: «Зачем мне?» Застёгивал пуговицы (или ему кто-то заботливо застёгивал) и думал: зачем тщательно застёгивать? Беречь горло и ноги? Зачем беречь? Зачем вообще всё?

Было 14 февраля. У Ани позвякивал целый карман разномастных сердечек-«валентинок», надаренных мальчишками. Она нащупала самое большое гранёное. И вложила, рубиново посверкивающее, в вялую влажную руку паренька.

Он с видимым трудом повернул голову и улыбнулся – если можно назвать улыбкой плоско растянутые в гримасе, серые тающие губы.

Хотелось вцепиться в паренька и выдернуть из того, во что он неуклонно погружался. Вернуть в гомонящий весенний день, в Жизнь. Ей казалось: у неё получится, если очень захотеть. Хотя бы посредством тёплого, нагретого её рукой сердечка.

Подошло такси. Аня видела, как он с трудом, бережно, чтобы избежать лишней боли, садился. Как при этом бессильно разжалась его ладонь. Не нарочно: он выронил сердечко и не заметил, и наступил на него. Хрупкий пластик хрустнул. Умирающему было не до жизненных игр. Смерть показательно, на примере пластмассового сердечка, попрала любовь на её глазах.

А вообще-то в детстве Аня страстно мечтала быть астрономом. Её поражали вселенские головокружительные расстояния, скорости, температуры, массы небесных, огненных и ледяных монстров. Завораживали мощно извергающие лучи энергии пульсары и алчно, не спеша пожирающие целые Галактики сверхмощные чёрные дыры.

А в старших классах неожиданно увлеклась анатомией человека. Человеческий организм ведь тоже Вселенная, только наоборот: чем больше изучаешь – распахиваются всё новые поразительные глубины.

Открылась бездна звёзд полна, звездам числа нет, бездне – дна. Это можно сказать и о человеке. Что ещё раз доказывает его Божественное происхождение. Люди, до кончика ногтей, состоят из звёздной пыли… Люди – звёздное вещество, пришельцы со звёзд.

– Выключу, пожалуй, Малахова, – усмехается Олег. – Там твои звёздные частицы плюются, матерятся и дерут друг у друга волосы…

Он вскакивает. Голый, голубоватый от телевизионного свечения, с совершенным, божественным телом… И правда, живое доказательство того, что человек сошёл со Звезды. Олег так не считает: