Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Услышав ее голос, он бодро сказал:
– Привет, Настя!
И услышал в ответ:
– Не звони мне больше. У меня… Я… В общем, пойми меня правильно и не звони.
Пошли короткие гудки отбоя.
А может, это и к лучшему, подумал Костя. Во всяком случае, ее ответом не очень расстроился. Она бы никогда не просила его беречь горло и правильно питаться. Чтобы понять это, достаточно и двух встреч. Она бы только сказала, что ей надо привезти из командировки…
8
Утром в его номер постучался Чесноков:
– Предлагаю пораньше позавтракать, взять машину и поехать в гости к Федотову.
– Прислали фотографии? – догадался Костя.
– Да, – ответил Виктор Иванович и высыпал на стол уже распечатанные снимки. Они были сделаны очень профессионально, чувствовалось, что над ними поколдовали и ретушеры, и художник. Пять фото: на всех лоб, глаза, нос крупным планом. Он выложил их рядком, несколько раз при этом меняя местами: – На какое фото ставишь?
Бывший взводный Федотов не сказал, какого цвета волосы были у убийцы. А может, он и это не запомнил. Тут они были как на выбор: русый, рыжий, брюнет, шатен, блондин. Глаза… У всех недобрые глаза, наверное, опять-таки ретушеры постарались. И все-таки Молодцов указал на фото брюнета.
– Солидарен, – поддакнул следователь. – Но вполне допускаю, что Никифор Яковлевич не укажет ни на кого из этой пятерки. Ведь кто-то там был еще…
Федотовы жили в малогабаритной «двушке», комнаты выглядели чистыми, опрятными, ухоженными. Жена его, Елена, на мужа походила мало: толстушка с веселым нравом. Она и встретила гостей, поскольку мужа дома не было – за кефиром в магазин побежал.
Чесноков еще раз оглядел комнаты и сделал свой вывод: небогато живет семья, нет здесь следов роскоши, если офицер когда-то сорвал куш, разве что темное резное кресло, по всей видимости, ручной работы. Вот оно должно стоить столько, сколько военный пенсионер за год не получит.
Елена заметила, к чему проявил интерес Виктор Иванович, и сказала:
– Это еще что! У нас на даче и буфет такой же, и журнальный столик, и два кресла. И не скажешь, что им уже почти двадцать лет.
– Мне кажется, это кресло как минимум девятнадцатого века, – хмыкнул Чесноков.
– Все правильно, – согласилась Федотова. – Я хотела сказать, у нас эта мебель уже двадцать лет.
– Вы купили мебель двадцать лет назад? До того, как Никифор Яковлевич попал в госпиталь?
– Купили? – Елена довольно расхохоталась. – Вот все так и считают. А мы за нее ни копейки не платили!
– Досталась в наследство?
– Что вы, какое наследство. У него родители были колхозниками, у меня папа водитель, мама швея на фабрике. Стыдно признаться, откуда у нас мебель барская. – Она показала в окно: – Посмотрите, сейчас там уже березняк растет, а раньше частные дома стояли. Мы только заселились сюда, а их сносили. Тоже, видно, застраивать многоэтажками планировали, но такое время тогда наступало – только разрушать ума и хватало. Ну и вот: свалка там образовалась, а на свалке этой – разбитая, старая выброшенная мебель. Ника, ну, муж, ходил по темноте, чтоб не видели, – ну, стыдно же, – и таскал домой то ножки, то крышку, то стекло гнутое от витрины буфета. Я ему помогала, и Сережа помогал, сын наш, он тогда только в первый класс пошел, но все равно: по планочке, по реечке… У Ники, скажу вам, руки золотые. И когда у нас беда случилась, ну, та, со стрельбой, у него произошел паралич. И он все пытал врачей, оживут ли руки. А те ему: оживут, вы их только развивайте, нагружайте… И он тогда эту мебель ошкуривал, подгонял, что-то заново вырезал, днем и ночью, днем и ночью…
Молодцов тоже внимательно осмотрел кресло, тут же ругнул себя: мол, не из того места у него руки растут, плинтус на кухне укладывал, и то криво…
– На реставрации мебели можно хорошо зарабатывать, – заметил Чесноков. – Особенно сейчас, когда возвращается мода на старину.
– Ну, что вы! – Елена даже рукой махнула. – Соседи все время его озадачивают: то стул починить, то столешницу заменить… Он ни с кого ни рубля не возьмет, такой человек. На хлеб с кефиром нам хватает, а больше и не нужно. Сережа уже самостоятельный, в Ростове живет, все у него есть, и мы никогда за длинным рублем не тянулись. Я работаю, да его пенсия, да дача… Вот, варенье оттуда, и из крыжовника, и из смородины, и вишневое. И пастилу я сама делала. Садитесь, чаек попьем.
Как раз к чаю вернулся из магазина и Федотов.
Варенье оказалось сказочным!
Когда речь зашла о делах, Елена спросила:
– Мне выйти? Или можно остаться?
– Да как хотите, – ответил Чесноков и выложил перед Федотовым веером сразу все снимки.
Тот дернулся, как бы отпрянул от них, щеку опять повела судорога. Елена быстро положила мужу руки на плечи, и Федотов тотчас успокоился.
– Этот, – произнес он хрипло и показал на фото брюнета. – Точно – он!
– Рядовой Забайраев, – пояснил Чесноков. – Вам эта фамилия, Никифор Яковлевич, ничего не говорит?
– Нет. Могу лишь повторить: я не знал ни одного из солдат.
9
Генерал-майор Всеволод Кириллович Громов выслушал Молодцова и Чистякова, пожевал дужку очков, потом надел их, еще раз подвинул к себе фотографию, на которую указал Федотов:
– Значит, с миной уходил скорее всего Муса Забайраев. Его, говорите, опознал Федотов, и еще до этого его же как потенциального преступника определили вы сами. Чем основан ваш выбор, Константин Иванович?
– Интуиция, – коротко ответил Молодцов.
Громов перевел взгляд на следователя. Виктор Иванович развел руками:
– Увы, у меня такого дара нет. Однако мне было намного легче, чем Константину Ивановичу. Я опирался на факты и делал предположения, так как имел возможность познакомиться с личными делами всех пятерых солдат, которые охраняли «ружпарк». Двое были сибиряками, третий из Мурманской области, четвертый – саратовец, а пятый, Забайраев, почти местный, из Чечни. Ему проще всего было уйти с ранцем. Бежать же, к примеру, в Сибирь с такой нелегкой заметной ношей…
– Логично, – согласился генерал.
– И еще, Всеволод Кириллович. Поскольку обнаруженных на месте пожара трупов было больше, чем надо, нетрудно предположить, что у преступника появились сообщники, проникшие на территорию военного городка. Сколько