Наталья прошла к кабинету Чеснокова, постучала в дверь. Никто не ответил.

– Сергей Николаевич, к вам можно?

Наталья Григорьевна толкнула дверь. В кабинете было тихо и сумрачно. За столом сидел Чесноков в характерной позе, которая выдавала страшную беду. На столе стояла початая бутылка водки, опрокинутый стакан, по лицу была размазана какая-то кровавая пена. От всей фигуры пахнуло страшным страданием.

Шорина была мужественным человеком. По долгу службы ей приходилось выдерживать последний перед смертью взгляд больной в реанимации, который остается потом с тобой на всю жизнь, она делала внутривенные уколы умирающему от аллергической асфиксии в самых неприспособленных для этого местах, нередко бывала по локоть в крови во время страшных акушерских кровотечений…

Но сейчас представшая перед нею картина была настолько неожиданной, неуместной какой-то, что Наталья Григорьевна громко и отчаянно закричала.

На крик прибежали регистратор Саша, пластический хирург Кононов, терапевт Ксения Ивановна, гинеколог Турбина. Все натолкались в небольшой кабинет. Кононов пощупал у Чеснокова пульс на руке, на шее, приподнял веко.

– По-моему, он мертв. Однако надо вызвать «скорую помощь».

Саша метнулась в регистратуру и начала набирать номер.

«Скорая» приехала быстро. Врач в униформе, со специальным кейсом вошел в кабинет. Через несколько минут осмотр был закончен, подтвержден exitus letalis.

– Надо вызвать полицию, – сказал врач. – Они обязательно должны посмотреть и сами вызовут машину для перевозки. Причина смерти станет ясной только после вскрытия.

Он щадил коллег и не использовал коротких емких терминов, которыми пользуются между собой эксперты в подобных ситуациях.

«Скорая» отбыла.

«Сергея Николаевича больше нет. Что же будет? Что с клиникой? Что со мной? Почему он умер? Вроде бы никогда ни на что не жаловался, кроме как иногда на похмелье». В ожидании полиции мысли Натальи перескакивали без всякой логики.

Чесноков всегда любил выпить. Клиника «Фетус-Вита» находилась в десяти минутах ходьбы от его дома. На работу он приходил и уходил пешком. Поэтому мог позволить себе выпить стаканчик-другой после трудового дня. Пил Сергей Николаевич принципиально только водку. Причем у него было научное обоснование, что водка – самый лучший и безопасный для здоровья напиток. Иногда он готовил ее сам по только ему ведомым рецептам. Говорил, что водку надо выдерживать после разведения в пластиковой бутылке, чтобы испарялись сивушные масла. «А хранить бутылку лучше наверху, на шкафу, там процесс очищения идет правильнее, – вспомнилось Наталье Григорьевне. – И держать там не меньше месяца».

Но в последний год Чесноков пил намного реже, а после поездки в Тибет вообще предпочитал воду. Он просил Наталью, чтобы у него на столе в хрустальном графине всегда была свежая вода, настоянная на камнях, привезенных из Тибета. Рядом с графином неизменно стоял красивый хрустальный же стакан, прикрытый круглой резной салфеткой. Салфетка тоже всегда была свежей.

* * *

После пяти часов вечера, когда многие сотрудники НИИРа уже собирались идти по домам, в ординаторскую диагностического отделения вошла профессор Оловянникова из отделения ЭКО и совершенно растерянно произнесла:

– Только что позвонили… умер Сергей Николаевич

– Кто? – не поняла Ирина Борисовна.

– Чесноков. Мне позвонили на прием.

– Он же молодой… А от чего?

– Не понятно. Сказали, что если у кого есть какая информация, позвонить следователю.

Фундаментальная Терещенко по обыкновению тут же заняла собою все свободное пространство и по-хозяйски приступила к допросу Оловянниковой.

– Если ведется следствие, значит, что-то не чисто? – встала она перед растерянной Оловянниковой. – Где он умер?

– У себя в клинике.

– А у нас он сегодня был?

– Вроде был… до обеда. Не помню точно, – как-то невнятно отвечала Тамара Борисовна.

– А потом что?

– Да откуда же я знаю! У меня еще больные в очереди! – воскликнула Оловянникова и вышла из ординаторской.

Ее приемный кабинет в диагностическом отделении находился прямо рядом с ординаторской, поэтому она и зашла к ним первой. Теперь она понесла грустную весть по длинному унылому коридору в свое отделение ЭКО.

На несколько минут в ординаторской повисло тяжкое свинцовое молчание.

– Он вообще-то был не женат, – рассеянно сказала доктор наук Светлана Владимировна Наумкина. Она знала Чеснокова дольше всех в отделении. – И детей вроде бы нет. Мама у него жива, в Краснодарском крае живет, в станице, откуда Нонна Мордюкова родом. Она из Одессы недавно туда переехала к родственникам. Я как-то утром слышала, как он с нею разговаривал. Он себя одесским казаком еще называл.

– Наверное, чем-то надо помочь, если у него не было семьи. Наверное, деньги надо собрать… – произнесла Мадина Уламова, потом резко встрепенулась: – Ой, надо Инессе Петровне сказать! – И она судорожно принялась набирать номер заведующей.

Терещенко была председателем профкома института, поэтому тут же начала думать вслух:

– Надо написать некролог и повесить у входа в институт. И букет поставить. Мадина, сходи, пожалуйста, в отдел кадров, возьми биографию Чеснокова, – распорядилась она деловым тоном.

Почувствовав собственную значимость, Терещенко выпрямила спину и как бы раздулась.

– Пойду в ЭКО схожу, вдруг там еще не знают! – объявила она и вышла.

Перед входом в отделение Терещенко столкнулась с заведующей ЭКО профессором Кузнецовой. Та выглядела уставшей и то и дело сладко зевала, прикрывая рот рукой. Кузнецова была после ночного дежурства и в конце дня уже считала минуты перед уходом домой.

– Галина Ивановна! – окликнула ее Терещенко. – Вы знаете о Чеснокове?

– Что такое? – повернулась к ней зевающая Кузнецова.

– Сейчас расскажу!

Они вместе втиснулись в дверь. Вернее сказать, Терещенко втиснула себя и размазала по стене худенькую Кузнецову.

Новость для отделения ЭКО была действительно не радостная.

Полиция объявилась в клинике довольно быстро – почти сразу после отъезда «скорой помощи». Прибывшая оперативная группа состояла из семи человек: следователя Зуйкова, судебно-медицинского эксперта Козинца, оперуполномоченных Захарова, Бычкова и Пищиты, криминалиста Верхогляда и полковника Василия Федоровича Водопьянова. Возглавлял группу в соответствии с законом Зуйков. Реальное негласное руководство за процессом оперативно-розыскных мер выполнял опытнейший сыщик Водопьянов, поэтому перед входом группы в клинику он преобразился из милейшего добряка в гончего пса.