– Ты все о красоте думаешь, Мишаня? Красота – это не главное.

– Я думаю о том, чтобы она не задохнулась, Петр Васильевич.

– Скоро сойдет. Я ее слегка усыпила. Она была немного не в себе.

– Это из-за укусов? – блин, хорошо, что мы все-таки вовремя приехали.

– Нет, я бы сказала, что у нее больше истерика, что на нее кто-то накакал, а не покусал.

– Ясно, – не сдерживаю усмешки. – Больше ни на что не жаловалась?

– Очень даже жаловалась. Все время возмущалась, почему покусали только ее, а не тебя.

– Я просто невкусный.

– Дело не во вкусе, Миша. Просто у женщин кожа тоньше. Мужчин вообще реже кусают. Я ей объяснила. Зачем тут столько моей одежды?

– Бельчонок, мы тебе все новое купим, а девочка всегда мечтала о таких вот лосинах, – поднимает вверх это безобразие и демонстрирует жене. – Она знаешь в каких условиях росла? Миша, скажи в каких, – переводит на меня стрелки.

– В плохих, – киваю как болванчик.

– Бомжевала, короче, не то, что мы.

– Странно, она как раз наоборот постоянно извинялась за свой запах от лука и трижды повторяла о том, что она не асоциальная личность.

– Так все бомжи говорят, зая.

– Ладно. Мне не жалко. Но лосины оставь.

Есть все-таки на свете справедливость. Аминь.

– Не получится. Она как раз именно о них и мечтала. Ну еще о шубе. Так, все, дети мои, пойдемте жрать, – зазывает меня рукой, параллельно косясь на лосины. Ну и ладно, выбросим.

* * *

Всегда любил тишину. И тут вдруг понял, что поездка в полном молчании меня раздражает. Поймал себя на мысли, что вообще не слышал Машин голос с тех пор, как привез ее к Соболевым. Когда она очухалась ото сна, единственное, что сделала, так это приняла душ. От еды отказалась. И вообще выглядела так, словно немая. Но выглядела определенно лучше, чем утром.

– Ты так обижаешься на меня, словно это я на тебя испражнялся, а не клопы, – ноль на массу. Даже не повернулась в мою сторону. Как уткнулась в окно, так и не шелохнулась. – Когда перестанешь обижаться, маякни мне, а то я могу профукать этот момент.

– Я не обижаюсь на тебя.

– А что тогда? В чем причина твоего молчания и загруза?

– Ни в чем. Я люблю молчать. Куда мы едем? – наконец повернулась ко мне, при этом сильнее кутаясь в шарф.

– Туда же, где были утром. Не бойся, диван новый и вообще там все прибрано. Поживешь там пару дней, ну или до тех пор, пока не сойдет аллергия окончательно, а я за это время найду, где тебе можно будет перекантоваться месяц-другой, чтобы не нашли.

Верил ли я в то, что Машу не найдут люди ее отца? Конечно же, нет. Такая как она слишком приметна. Но где-то глубоко внутри я надеялся на то, что она просто передохнет. Хотя бы неделю поживет как обычные люди. Наестся какой-нибудь вредной гадости, посмотрит сериалы, книгу какую-нибудь запрещенную прочитает про эту самую любовь. Да, в конце концов, порнушку глянет в опознавательных целях. С мужем-то придется не только спать.

А она вообще в принципе знает, как исполняется этот самый супружеский долг? Или только выучила это дурацкое слово на «к»? Комусация? Косуманция? Да одна фигня.

Мельком взглянул на нее и вдруг отчетливо понял – ни черта она не знает. Одно хорошо – женишок, как ни крути, не плох. Молодой, не толстый и с мордой все в порядке. Научит. Но скорее всего это будет забавно. Так и вижу: «А на него точно надо сесть? Он не проткнет меня? И прыгать можно? А от прыжков он не сломается? А как мне узнать, когда хватит прыгать?» Усмехаюсь в голос, представив себе эту картинку.

– Миша, у нас зеленый свет и нам давно сигналят, – поворачиваюсь на Машин голос. Шикарно, блин.

– Извини, задумался.

– А зачем ты все это делаешь? – спустя несколько минут Берсеньева нарушает тишину.

– Что?

– Собираешься мне помогать.

– По-дружески.

– Разве между мужчиной и женщиной может быть дружба?

– Маш, из тебя женщина, как из меня балерина, – вот на кой черт я это сказал? Ничему жизнь не учит. – Ты не так меня поняла. В общем, неважно. Мне просто хочется помочь, чтобы утихомирить свою совесть. Так пойдет?

– Поедет.

– Что?

– Машина впереди уже поехала, а ты все стоишь и смотришь на не женщину. Водить не научился за почти сорокалетний пробег?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Тридцатиоднолетний.

– А я округлила, – неужто у нее еще и зубы могут прорезаться?

– Видать, с математикой у тебя туго.

– У меня с ней не туго, у меня с ней примерно так же как и с твоими друзьями: полный негатив.

– С какими моими друзьями?

– С клопами.

– Ясно, не обиделась значит. Так-то они мне не друзья.

– Если живут в твоей комнате, значит вы, как минимум, соседи и приятели. Твой контингент общения, Миша, оставляет желать лучшего. В столь солидном возрасте, пора бы что-то менять в своей жизни. Не за горами уже пенсия.

– А ты, я смотрю, копила за весь день в себе буквы, да? А теперь словесный понос попер?

– Я копила в себе весь день кое-что другое.

– Ты что за сутки так и не сходила ни в один туалет?! Ты больная, что ли?! У Соболевых шикарные унитазы.

– Я в курсе, одним из них я воспользовалась. А копила я терпение, а не то, что ты подумал.

– Ну хоть одна хорошая новость. Все, ни звука больше.

Вот уже чего Маше не занимать, так это послушания. До пункта назначения мы добрались в полной тишине. Судя по настороженному взгляду, Маша явно ожидает подвоха от прибранной комнаты. Однако, как только она вошла в нее, на ее лице промелькнула тень облегчения.

– А почему ты раньше не мог выкинуть всю мебель? Разве тебе нравилось жить в таких условиях?

– Не было нужды, да и, к тому же, не хотелось расставаться со своими друзьями. Но вот после того, как они нехорошо с тобой поступили, я все-таки решился. Диван новый, не бойся. Вот тебе одежда на первое время, а