конце 1950-х годов, несли в широкие массы лагерные сексуальные практики (включая однополые отношения). Мы располагаем лишь фрагментарной картиной лечения гомосексуальности в Советской армии. Эта тема еще не исследована, но, судя по всему, степень доступности необходимых документов будет напрямую зависеть от развития процессов демократизации в Российской Федерации. Несмотря на демократические преобразования, исследования тем, связанных с сексуальностью, остаются неким табу для постсоветских академических кругов, и это ставит преграды тем, кто интересуется регулированием гомосексуальности при советской власти. Даже самые маститые исследователи, попытайся они получить доступ к ключевым документам в специальных архивах, столкнулись бы с многочисленными препонами и получили бы лишь небольшую отдачу от таких усилий.

Именно поэтому я решил ограничиться документами нижестоящих организаций и был вознагражден обилием информации, которая в них содержалась. Основные данные я почерпнул из медицинской и юридической литературы по половым извращениям, изданной в царской России и СССР. Бесценными документами оказались и неопубликованные судебные отчеты по делам, касающимся половых преступлений (мужеложство, различные формы сексуального развращения несовершеннолетних и однополое изнасилование). Документы из архивов народных комиссариатов здравоохранения и юстиции РСФСР, Прокуратуры СССР и Коммунистической партии Советского Союза предоставили контекст для этих судебных отчетов. А из дневников и мемуаров была почерпнута информация, недоступная в официальных источниках.

Медицинская литература подразделяется на несколько основных дисциплин, начиная с судебной медицины XIX века, а затем – с 1880-х годов – психиатрии и судебной психиатрии. В 1920-х годах эндокринология и (в гораздо меньшей степени) социальная гигиена также затрагивали тему гомосексуальности – правда, с совершенно различных исходных позиций. В 1905–1930 годах научно-популярная литература по морали и половому просвещению была одним из главных рычагов распространения предписаний о сексуальности за пределами узкого круга специалистов[83]. К середине 1930-х годов количество советских профессиональных дискуссий по гомосексуальности резко сократилось. В изданиях по судебной медицине и психиатрии 1940–1950-х годов встречаются лишь отрывочные заметки по данному вопросу. В целом из доступной нам литературы следует, что медицинские истории лиц, вступавших в однополые отношения, описывают более ста случаев. Самые ранние из них датируются 1860-ми годами, а позднейшие из рассматриваемых в этой книге – 1960-ми[84].

Мной использовались судебные уголовные дела за период с 1862 по 1959 год. Большинство из них рассматривалось в городских судах Москвы. Документы из этих уголовных дел были получены в Центральном государственном историческом архиве Москвы (ЦГИАМ) и Центральном городском архиве Москвы (ЦГАМ). Сведения о небольшом числе уголовных дел, рассматривавшихся в других городах и регионах, почерпнуты из дореволюционной судебной литературы. Другим источником уголовных дел царского периода был личный архив петербургского юриста Анатолия Федоровича Кони, хранящийся в Государственном архиве Российской Федерации в Москве (ГАРФ). Он содержит копии следственных и судебных документов, собранных Кони, семь из которых – по поводу однополого изнасилования, развращения малолетних или секса по обоюдному согласию. Любопытное дело периода Гражданской войны об уголовном преследовании в Москве епископа Палладия за «противоестественные действия» с четырнадцатилетним послушником было обнаружено в ГАРФ в фонде Народного комиссариата юстиции РСФСР, в разделе документов по отделению Церкви от государства. Публикации воинствующих атеистов – еще один источник, повествующий о вынесении приговоров по однополым правонарушениям в среде духовенства в первые годы советской власти. Мне не дали разрешения изучить судебные описи уголовных дел Московской области, хранящиеся в Центральном государственном архиве Московской области (ЦГАМО) и содержащие судебные отчеты о преступлениях, совершенных в 1917–1930 годах[85]. По этой причине, описывая 1920-е годы (время, когда мужеложство было номинально легализовано), я использую только судебную литературу. За означенный период всего несколько человек в России (за исключением, возможно, последователей церкви) могли формально подлежать уголовному преследованию за мужеложство (между согласившимися на него взрослыми), хотя опубликованные отчеты ясно свидетельствуют, что за открытую демонстрацию однополого влечения в общественном месте или за его направленность на малолетних или несовершеннолетних, мужчины и женщины попадали под уголовное преследование. Эти случаи рассмотрены в шестой главе[86].

В ЦГАМ, где сосредоточены московские судебные отчеты за 1930-е и последующие годы, я обнаружил отчеты по шестнадцати уголовным делам о мужеложстве или однополом развращении несовершеннолетних за период с 1935 по 1959 год. (Следует помнить, что речь идет о выборочных делах, проходивших через обычные народные суды в эпоху, когда НКВД арестовывало и осуждало никому точно не известное число советских граждан за подобные «преступления», часто на основании сфальсифицированных улик или выбитых под пытками показаний.) Из числа уголовных дел, прошедших через обычные суды и хранящихся в ЦГАМ, в восьми фигурируют взрослые мужчины – эти дела относятся к 1935–1941 годам. В них названы и описаны случаи тридцати шести обвиняемых, которым вменялось, в первую очередь, добровольное мужеложство. В семи из этих дел сохранились приговоры и апелляционные жалобы осужденных, в которых отражены ценные детали судебного разбирательства, такие как обстоятельства совершения преступления, возраст, род занятий, образование, гражданский и партийный статус большинства обвиняемых[87]. Единственное уголовное дело, относящееся к 1940 году, задокументировало в приговоре и апелляционной жалобе половые отношения между тридцатилетней женщиной и девушкой, которой во время связи было 16–18 лет. Одно дело о мужеложстве (датируемое 1941 годом) содержит полный комплект документов предварительного следствия, протоколы допросов и судебного разбирательства, воссоздающих живую картину гомосексуальной практики конца 1930-х годов. Оно является показательным примером того, как полицейские и судебные процедуры применялись против гомосексуалов[88]. Никаких дел по однополым правонарушениям за годы Великой Отечественной войны (1941–1945) в архиве не найдено.

В ЦГАМ я просмотрел восемь дел конца 1940-х – 1950-х годов, сохранивших полный набор документов. Два дела (1950 и 1955 годов) чрезвычайно интересны; они представляют собой уголовные преследования двух взрослых мужчин по обвинению в добровольном мужеложстве. Остальные дела касаются насильственных однополых сексуальных действий взрослых мужчин над несовершеннолетними в возрасте от 6 до 16 лет. За истечением срока давности судебные документы, согласно соответствующим протоколам ЦГАМ, подлежат периодическому уничтожению. Исключение было сделано для 2 % «наиболее репрезентативных» послевоенных судебных дел (особенно с 1945 по 1960 год), и не осталось никаких указаний на то, что было в остальных 98 % дел, упомянутых в описи[89]. В результате из судебных отчетов окружного и городского судов Москвы за период с 1861 по 1960 год (кроме 1917–1930 годов) идентифицировано двадцать три случая уголовного преследования за однополые преступления. В их рамках было осуждено пятьдесят шесть человек, причем большинство – в период сталинской рекриминализации мужеложства и Большого террора[90].

Хотя мне пришлось отказаться от изучения документов самой секретной российской полиции и институций, определявших политический курс страны, но по причине отсутствия доступа удалось плодотворно ознакомиться с документами из нижестоящих инстанций, в том числе