Наследник приблизился к алтарю, притронулся к рукояти и провел рукой по лезвию.

— Меч Амона слишком тяжел для меня. Но в тот день, когда я смогу его поднять, я смогу и разить этим мечом.

— Тебе десять лет, ты лишился отца и старшего брата. Они погибли, освобождая Египет. Они были мужественны, но путь к победе еще долог. Готов ли ты к борьбе, которая может отнять у тебя жизнь?

— Жизнь раба страшнее смерти.

— Египта не существует без фараона, Яхмос. Боги избрали тебя, сын мой, и ты подтвердил свою избранность. До тех пор, пока ты не сможешь царствовать самостоятельно, я буду тебе помогать.

— Почему ты сама не хочешь стать фараоном, мама? Мне никогда не сравниться с тобой мудростью.

— Когда я исполню свой долг и Египет освободится от чужеземного ига, во главе царства должен встать молодой и могучий фараон, хранитель Маат. Божественная Истина и Закон будут пребывать в твоем сердце.

Яххотеп с сыном подошли к верховному жрецу Джехути.

— Подготовь его к обряду коронации, — приказала она.

В тот самый миг, когда Яххотеп произнесла эти слова, правитель Апопи, отдыхавший в своей опочивальне, скорчился от боли. У него свело ноги, челюсти, перехватило горло, он начал задыхаться.

— На земле не будет другого фараона, кроме меня, — пробормотал он, не сомневаясь, что его бычье упорство преодолеет все.

Схватив кинжал с золотой рукоятью, украшенной серебряным лотосом, он вонзил его бронзовый клинок в пальму, нарисованную на стене художником-критянином.

— Мне, мне принадлежит все!

Правитель распахнул двери и грозно глянул на неподвижно застывших стражей.

— Позвать ко мне главного казначея и приготовить носилки!

— Как вы себя чувствуете, господин мой?

— Мы немедленно отправляемся в храм Сета.

Хамуди, занимавшийся дома подсчетом выручки, полученной за продажу опиума, ни минуты не медля поспешил во дворец. Теперь он с поклонами помогал Апопи усесться в роскошные носилки, принадлежавшие фараонам, жившим в эпоху Среднего царства.

Двадцать крепких молодых носильщиков подняли их и споро, не раскачивая, понесли властителя гиксосов к храму. Пятьдесят телохранителей окружили владыку, и Хамуди, любителю вкусно покушать, было не так-то просто поспевать за кортежем.

Завидев носилки, редкие прохожие жались к стенам. Женщины прятали детей и закрывали окна.

Маленький мальчуган с испугу уронил игрушку. Посреди улицы лежал деревянный крокодил с большими зубастыми челюстями. Мать унесла сына, но он вырвался из ее объятий и побежал за игрушкой.

— Остановитесь! — приказал верховный владыка носильщикам.

Если бы не вмешательство Апопи, мальчугана бы затоптали. Он стоял, прижимая к груди деревянного крокодила, и с любопытством разглядывал блестящие шлемы и черные нагрудники телохранителей.

— Он пойдет с нами, Хамуди, — распорядился Апопи.

Обезумев от страха, мать бросилась к носилкам:

— Это мой сын, не причиняйте ему зла!

Владыка махнул рукой — и кортеж двинулся дальше.

Малыш не видел, как офицер, махнув коротким мечом, перерезал его матери горло.

Жрецы Сета и сирийского бога-громовника Адада молились с раннего утра, повторяя священные заклинания, сдерживавшие гнев небес. Уже на заре появились странные тучи, грозно приближавшиеся к Аварису. С юга подул ветер, и, набирая силу, заставлял стонать дубы, растущие перед храмом. Воды ближайшего канала вздыбились темными волнами.

— Прибыл верховный владыка! — сообщил один из жрецов.

Носилки бережно опустили на землю.

Бледный Апопи, с трудом переводя дыхание, тяжело поднялся с резного кресла.

— Странные знамения посылают нам сегодня небеса, господин мой, — заговорил с низким поклоном первый жрец, — мы все обеспокоены.

— Удалитесь все из святилища, — приказал верховный правитель, — но продолжайте молиться.

Жрецы покинули храм. Хриплый голос Апопи и его ледяной взгляд в этот день были еще более зловещи, чем обычно.

Владыка гиксосов вглядывался в грозное небо с торопливо бегущими свинцовыми тучами. Казалось, только он один способен понять знамение богов.

— Приведи ребенка, Хамуди.

Главный казначей подвел мальчугана к алтарю. Тот по-прежнему прижимал к груди деревянного крокодила.

— Я должен восстановить свои силы, — свистящим шепотом проговорил Апопи. — Царица Яххотеп вновь причинила мне вред. Но желаемое ею не должно свершиться. Бог Сет требует жертвы, и тогда он вернет мне здоровье и обрушит на Фивы смертоносный ураган. Поставь ребенка на алтарь, Хамуди.

Казначей понял, что собирается сделать верховный правитель.

— Если господин пожелает, я совершу то, что должно.

— Дыхание этой жизни принадлежит мне и только мне, я сам буду им распоряжаться.

Хамуди вырвал из рук мальчугана крокодила и разбил его о каменные плиты. Затем поднял плачущего ребенка и поставил его на жертвенник.

Владыка гиксосов вытащил кинжал из ножен.

Тетишери разбудил оглушительный удар грома, который придал ей сил. Соскочив с ложа, будто молоденькая, она торопливо накинула на плечи темно-синее покрывало и выскользнула в коридор, ведущий к опочивальне Яххотеп.

Дверь открылась прежде, чем царица-мать постучалась.

— Ты слышала?

Ослепительные зигзаги рассекали серое предрассветное небо.

— На моей памяти не было такой грозы, — тихо сказала Тетишери.

— Это не простая гроза, — сумрачно заявила Яххотеп. — Я поняла, властитель гиксосов обрушил на нас ярость Сета.

— Мы не сможем совершить обряд коронации.

— Да, не сможем, ты права.

Гроза подняла на ноги всех. Проснулись даже те, кого нельзя было разбудить никакими силами. Перепуганные слуги метались по дворцу, и Карис никак не мог их успокоить.

Яххотеп вошла в спальню сына.

Яхмос стоял у окна и смотрел, как неистовствуют небеса.

— Боги гневаются на меня? — спросил он очень серьезно.

— Нет, Яхмос. Повелитель тьмы догадался о нашем намерении и хочет помешать тебе взойти на египетский престол.

На Фивы обрушились потоки воды, тьма сгустилась, и не стало видно солнца.

— Зажги светильники, — приказала царица Карису.

На лице управителя царского дома появилось замешательство.

— Масло не горит, госпожа.

Оглушительный удар сотряс все вокруг. Ураганный ветер сорвал крышу с соседнего дома и разбил ее о стену дворца.