поделиться — хотя, конечно, в эволюционной перспективе для самого коммуниканта тоже должна существовать какая-то выгода от оказания помощи другим.

Если опираться на данный фундаментально-психологический подход, то наилучшим объектом для поиска эволюционных корней кооперативной коммуникации людей будут, безусловно, остальные приматы, и в особенности, как я постараюсь доказать, не их голосовая коммуникация, а их жесты.

2.1. Голосовые демонстрации

Когда зеленая мартышка слышит крик тревоги «змея», она знает, что где-то неподалеку змея; когда опа слышит крик тревоги «орел», она знает, что поблизости орел. Это значит, что зеленые мартышки-реципиенты извлекают из сигналов тревоги специфическую информацию, относящуюся к соответствующим объектам, что было неоднократно продемонстрировано в экспериментах, где крики тревоги проигрывались через репродуктор. Хотя во время эксперимента хищников на самом деле не было рядом, реципиенты все равно развивали избегающее поведение, соответствующее заданному типу хищника (Cheney, Seyfarth 1990а). Впечатляет, что отдельные представители многих видов обезьян в ходе онтогенеза могут даже научиться использовать сигналы тревоги, которые издают животные других видов, в том числе некоторые птицы, чтобы получать информацию о находящихся в непосредственной близости хищниках (Zuberbühler 2000). Несмотря на то, что человекообразные обезьяны не издают криков, специфичных для конкретных объектов (исключением является крик, производимый в различном темпе или в слегка модифицированном виде в зависимости от количества и вида пищи; Hauser, Wrangham 1987; Crockford, Boesch 2003), эти приматы тоже извлекают информацию из голосовых сигналов, и даже могут в течение жизни научиться реагировать на новые крики (Seyfarth, Cheney 2003).

В полную противоположность такой картины гибкого понимания звуковых сигналов, обезьяны практически не могут контролировать крики, которые они издают сами, и не обучаются порождению криков из опыта. Вот несколько важных фактов (для обзора см. Tomasello, Zuberbühler 2002):

• базовый вокальный репертуар всех особей внутри одного вида мартышек или человекообразных обезьян одинаков; в нем практически нет индивидуальных различий;

обезьяны, выращенные в изоляции, а также особи, воспитанные среди обезьян другого вида (с совершенно другими голосовыми сигналами), все равно издают те же базовые, характерные для их собственного вида (а не для других видов) вокализации;

в большинстве случаев голосовой сигнал и вызвавшая его эмоция очень жестко связаны между собой; все приматы, за исключением человека, издают звуки негибко, не подстраиваясь под ситуацию, в которой происходит коммуникация;

попытки человека обучить обезьян новым вокализациям всегда заканчивались неудачей. Попытки научить обезьян издавать присущие им голосовые сигналы по команде или оставались безуспешными, или же через тысячи и тысячи проб приводили к незначительному результату.

Единственное систематически задокументированное проявление гибкости заключается в том, что обезьяны могут не издавать определенных криков, когда они одни или когда рядом нет сородичей, в противоположность тем случаям, когда рядом с ними кто-то есть или когда рядом есть их сородичи. Однако другие виды животных также избегают подавать сигналы тревоги в таких ситуациях (включая луговых собачек и домашних кур, см. Owings, Morton 1998), и поэтому можно смело предположить, что это является частью генетически закрепленной адаптивной специализации.

Причина такого отсутствия гибкости в употреблении голосовых сигналов заключается в том, что вокализации всех приматов, кроме человека, в большинстве случаев очень тесно связаны с эмоциями. Гудолл пишет:

Для шимпанзе издать какой-либо звук в отсутствие соответствующего эмоционального состояния, по-видимому, является практически невыполнимой задачей (1986: 125).

С эволюционной точки зрения это происходит потому, что голосовые сигналы часто оказываются связанными с такими жизненно важными функциями, как спасение от хищников, выживание в драке, поддержание контакта со своей стаей и так далее. В таких ситуациях необходимы срочные действия, и для тщательного обдумывания практически нет времени. В любом случае каждый конкретный сигнал был закреплен в эволюции, поскольку он обеспечивает тому, кто его подает, определенное преимущество. Так, в недавно проведенных исследованиях подчеркивалось, что зеленые мартышки, подающие сигналы тревоги, получают непосредственную выгоду от своих криков, например, потому, что хищник сразу же отпугивается душераздирающими звуками или поскольку крик предупреждает хищника, что его обнаружили (Owren, Rendall 2001, также см. Bergstrom, Lachman 2001). Крик мартышки не адресован остальным обезьянам, хотя они и получают информацию, перехватывая это сообщение. Что характерно, когда в ходе эксперимента самка макаки видит «хищника», приближающегося к ее детенышу, она не подает сигнал тревоги, пока сама находится в безопасности (Cheney, Seyfarth 1990b). В целом, эту картину жестко предопределенного порождения сигналов и гибкого их понимания довольно хорошо запечатлели Сэйферт и Чейни (Seyfarth, Cheney):

Слушатели получают информацию от особей, подающих сигналы, хотя тс, по человеческим меркам, вовсе не собирались ее предоставлять (2003: 168).

Из физических особенностей акустического канала следует еще одна очень важная характеристика вокализаций приматов, заключающаяся в том, что сигналы передаются абсолютно всем, кто находится поблизости. В эмоционально напряженных, эволюционно важных ситуациях это является несомненным преимуществом, но с психологической точки зрения это значит, что подающей сигнал обезьяне совсем не нужно обращать внимание на рецепиентов, и, безусловно, она не может адресовать свои крики одним особям, но не другим. Доказательство того, что подающая сигнал обезьяна, как правило, игнорирует своих слушателей, следует из того факта, что довольно часто зеленые мартышки продолжают подавать сигналы тревоги даже тогда, когда все члены стаи уже находятся в безопасном месте и глядят оттуда на хищника (Cheney, Seyfarth 1990а; также см. Gouzoules, Gouzoules, Ashley 1995), а шимпанзе, обнаружив большое количество еды, издают характерные «уханья» даже когда вся стая уже давно ее поедает. В целом, вокализации приматов, по-видимому, являются преимущественно индивидуальными выражениями эмоций, а не действиями, ориентированными на реципиента. Согласно Цубербюлеру (Zuberbüühler):

Все приматы, кроме человека, реагируют на важные события звуками, независимо от того, каким образом эту ситуацию воспринимают потенциальные реципиенты (2005: 126).

Приняв во внимание все вышесказанное, некоторые теоретики (например, Seyfarth, Cheney 2003) утверждают, что голосовая коммуникация приматов послужила важным шагом на пути к появлению человеческого языка преимущественно в плане развития умения понимать голосовые сигналы. Однако проблема заключается в том, что такой навык «понимания» не связан исключительно с коммуникацией; это всего лишь неспециализированный навык когнитивной оценки ситуации. Так, если обезьяна усваивает, что определенный крик тревоги, который издает определенный вид птиц или даже ее собственный вид, обозначает присутствие леопарда, это совсем не значит, что данный факт нужно расценивать как понимание коммуникативного акта. Обезьяна просто выучила, что одно событие предсказывает другое, или даже является его причиной, абсолютно так же, как и многие другие явления в ее повседневной жизни. Если мы хотим найти эволюционные этапы на пути к человеческим коммуникативным действиям, то мы должны понять,