— Вряд ли это можно назвать стопроцентным шантажом, — вздохнул он. — Просто из тогдашних старичков, на глазах которых это все случилось, только Корнет и остался. Все, особенно после девяносто первого, расползлись кто куда… Редактором у нас тогда был нынешний огоньковский, он тоже вскоре ушел. Словом, она меня предупредила: если от меня кто-нибудь хоть слово о нашем браке услышит — никакой спокойной семейной жизни мне не видать как своих ушей и Сашке скажет, кто его настоящая мама, а кто — чужая тетка… Ну и периодически обращалась, конечно, ко мне со всякими просьбами, в том числе денежными, хотя деньги просила редко…

— А что же Корнет? — поинтересовалась я.

— А ты что, не знаешь?

— Вообще-то знаю, — призналась я, — хотя никогда не думала, что он…

— Виталька тут ни при чем, — твердо возразил Кирилл. — Уж ты мне поверь, Милка любого мужика вокруг пальца обведет, тут мы все дураки, одним миром мазаны! Она, когда нашу с мамой квартиру делила, как раз у Оболенского и жила… Только он все равно умнее меня оказался — сумел с ней разбежаться. А она сумела с ним хорошие отношения сохранить… Как — не знаю, я не вникал… Корнет меня до сих пор на дух не перекосит… Но от проблем с Сашкой он далек, думаю, и вовсе не в курсе: это мы с Катькой все годы дрожим, что Милка рано или поздно сделает свое пакостное дело, собьет парня с панталыку, а он — он у нас и так сложный, подросток к тому же…

— Теперь уже не собьет, — напомнила я и тут же пожалела. Потому что несчастный Кирилл, издав мучительный стон, закрыл лицо руками.

— Извини, — расстроилась я. — Ради бога, Кирюша, прости меня, дуру, и прекрати, в конце концов, переживать заранее… Слышишь?! Я завтра же поговорю с Корнетом, он же вообще-то хороший мужик… Кирилл, ну возьми ты себя в руки!

Мне все-таки удалось его растормошить и, надеюсь, немного успокоить — своим обещанием поговорить с Корнетом.

Проклятый день наконец завершился. Мы оба с Калининым чувствовали себя совершенно разбитыми, думаю, ему было еще хуже, чем мне: если менты начнут копаться в Милкиной биографии, на их брак они наткнутся в первую очередь. И тогда за Кирилла действительно могут взяться всерьез… Собравшись с силами, мы все-таки доплелись до троллейбуса. Он, к счастью, подошел, несмотря на поздний час, сразу. Всю дорогу до моей остановки мы с Калининым молчали.

Моя тетушка на самом деле приходится мне вовсе не теткой, а двоюродной бабушкой. Но так уж повелось в нашей семье, что младшую сестру покойной бабули мы с мамой обе считаем, вопреки ее солидному, за семьдесят, возрасту, тетей. И обе зовем по имени-отчеству — Лилией Серафимовной. И опять же вопреки возрасту, на старушку она совсем не похожа: до сих пор не рассталась с высокими каблуками, элегантными костюмами, а в пышных белокурых волосах, обрамляющих правильное, овальной формы лицо, ни единого седого волоска. Сама она уверяет, что их просто не видно благодаря удачному в этом отношении природному цвету.

Но самые молодые на ее лице — глаза: аккуратно подкрашенные, светло-голубые, сияющие… Замечательная у нас тетушка! Со своей работой до конца она так и не рассталась. Конечно, уже не оперирует (Лилия Серафимовна — блестящий хирург), но консультирует и больных, и своих бывших, более молодых коллег.

Самое главное ее достоинство в моих глазах относится к тем качествам, которых мне всегда не хватало в матери: Лилия Серафимовна — человек почти мистически чуткий. В тот вечер, когда я ввалилась наконец домой, едва стоя на ногах, ей хватило одного взгляда, чтобы понять — случилось нечто из ряда вон. И, не сказав мне ни слова, ни о чем не спросив, как непосредственно с порога сделала бы это моя мамуля, она мгновенно направилась на кухню, поставила чайник и одновременно извлекла из глубины буфета заветную бутылку отличного армянского коньяка.

Конечно, я рассказала ей все сама, спустя минут пять после того, как содержимое налитой Лилией Серафимовной крохотной рюмочки достигло моего желудка.

Милку тетушка никогда не любила, однако напоминать мне о своем неоднократном пророчестве относительно того, что «Людмила плохо кончит», даже не подумала. Вместо этого она сделала единственное, в чем я в тот момент нуждалась, — собственноручно постелила мне постель и едва ли не под руки отвела спать, забрав будильник с моей тумбочки в свою комнату. Справедливо предполагая, что сама я утром его могу и не услышать.

Коньяк сделал свое дело, отключилась я сразу, хотя, добираясь до дома, была уверена, что сегодня ночью мне не уснуть ни за что и ни под каким видом. Первые комментарии к случившемуся я услышала от нее только после завтрака.

— Вот что, Мариша, — голос тетушки, как обычно, был спокойным, даже спокойнее обычного, — я понимаю все, что ты сейчас чувствуешь, понимаю, какой ужас все это вызывает… И все же, дорогая, возьми себя в руки и настройся на терпение, причем терпение бесконечное. Следствие — процесс крайне неприятный, долгий, но, к сожалению, неизбежный. Постарайся на этого Потехина не настраиваться заранее как на врага, его службе не позавидуешь… И второе. Ты сама-то веришь, что это сделал кто-то из ваших?..

Вопрос был задан в точку. Хотя все обстоятельства Милкиной гибели очевиднейшим образом свидетельствовали о том, что ее убийца находился за нашим столом, поверить в это я не могла. В тысячный раз, теперь уже вслух, перебирая по одному участников роковых посиделок, я ощущала все более глубокую растерянность и недоумение: кто?!

Ну не Рудик же, целую прорву лет влюбленный в Милку всем своим мягким еврейским сердцем, готовый ради нее перестать дышать? Рудик, с которым она наконец-то за все годы их знакомства переспала пару раз то ли из жалости, то ли из любопытства, подарив тем самым нашему фотокору несбыточные надежды, не успевшие еще окончательно рухнуть?..

И не Василек с Колей — прозванные «близнецами» за дружбу не разлей вода, относившиеся к своей заведующей с глубоким почтением?

Конечно же не Кирюша, насмерть перепуганный, но в жизни не способный даже жука обыкновенного раздавить… Не я. Ну а об Анечке, едва начавшей свой трудовой путь в нашей конторе, маленькой восемнадцатилетней дурочке, принятой к нам по какому-то блату, балованной доченьке неведомых богатых родителей, и говорить смешно…

— Не верю, — заключила я твердо. — Не верю — и все тут!

— Но при этом ты должна понимать, — продолжила тетушка, — что следствие, во всяком случае на самом длинном, первом этапе все равно сосредоточится именно на вас.

Я посмотрела на Лилию Серафимовну вопросительно, понимая, что она не просто колеблет воздух, а идет к чему-то конкретному.

— А поэтому, — подтвердила тетка мою догадку, — говорить с вашим Корнетом ты будешь не только о Калинине. В первую очередь о необходимости с его стороны как можно быстрее начать свое собственное расследование… Я читала его статьи, они мне нравятся. У него ясное мышление, безупречная логика и по части фактов — абсолютная честность. А судя по самим фактам, еще и упорство, которому позавидует носорог, без упорства такие факты просто не нарыть.