— Досчитай до четырёх, и тебе поможет Бог, — ладонь везучего пирата уже скользила по тафте её платья, а бархатный баритон заставлял забыть об осторожности, — не волнуйся, прекрасная госпожа. Мы плыли скрытно, ни у одного турка не возникло желания нырять в такой страшный туман, что был этой весной в Меотиде. А дольше ждать было нельзя. Тридцать лет назад султан Мехмед сожрал прекраснейший из городов мира, а его потомство успело проголодаться. Знаешь, как они называют столицу? Нее стин поли… Ты — в городе. Так им отвечали, когда они спрашивали, куда вошли. Стамбул.

— Осторожнее, Петро… — она опасливо оглянулась на дальнюю стену, откуда сквозь резные украшения мог проникнуть чужой взор. Быстро сняла с пальца перстень с яхонтом, — возьми и уходи. Коли поможет мне твой квас, позову.

— Ещё одно только слово, госпожа… — коснувшись щекой края её рукава, грек внимательно и чуть грустно посмотрел в лицо наследнице великих тайн, — ответь мне, веришь ли ты, что мы спасем род людской и Русь московскую? Кто прочитает то, что ты сама переводила тут при лучине с языка пращуров Авраама и Иакова? Почему ты сказала мне в тот воскресный день, что судьба предназначила Иуде вернуться искупить свой грех и посадить на цепь зверя?

— Ох, умен ты… Хоть и сладок, как мёд хмельной. Потому и действую, что без веры никак нельзя. Опусы Аристотеля и Эсхила, откровения пророков и евангелистов, что даже для глаз монархов и монахов не предназначены, но потомками далёкими нашими познаны будут лишь на краю часа их рокового. Всё это скрыто в сундуках кованых… Реликвии земли святой, из Иерусалима спасённые и на Афоне прежде хранимые, на холме Боровицком в подземной пещере часа своего ждать будут. Пять веков пройдут, да шестой прорастёт. Свечку белую из камня с огнём золотым, как в индийских ведических храмах, не супруг мой Богом оберегаемый, но после него к небу построят. Самой высокой будет колокольня по всей земле русской, а злато её креста воссияет ослепительно. Пламя свечи будет сиять на солнце! У церкви Иоанна Лествичника. Чтобы Господь с неба видел, где храним им заповеданное… — княгиня перевела дух и коснулась горячей щеки своего друга, — а что же не до имени, а до прозвища, молвой тебе данного. В одном из евангелий сказано. Женщина, что по приказу начальника тайной стражи прокуратора выманила христопродавца из города, была женой греческого торговца коврами. Звали ее Низа. Узнав от Афрания, кого её обожатель Иуда отдал на растерзание, она уж не сомневалась. Пожертвовала своей любовью и его любовью к себе. Вот они и встретятся через пять веков. И вернут себе всё — мир душе, честь и любовь. В награду за великий подвиг ради спасения рода людского и во славу Господню. Это евангелие особое, его нельзя отдавать в монастыри, там небезопасно. Попади священный текст в нечистые руки, кровь польётся.

— Так вот что гласит пророчество… — смуглый красавец касался горячим дыханием её лица, почти дотрагиваясь губами пальцев, но слова, казалось, жили отдельной жизнью, словно рассудок продолжал работу, предоставив здоровому молодому телу развлекаться самостоятельно, — узнав, что он предал учителя, она предала его. Он предал того, кто учил человечество любви, и погиб от предательства той, кого любил до последнего дыхания. А я, недостойный стать монахом, удостоюсь ли того же, что монарх?

— Ты двулик, как Янус. Петрос — камень, будь же твёрд, — византийская принцесса ушла от ответа, улыбкой всё же намекая на него, — а прозвище твоё напоминает, что предки твои в Иудее жили, хотя были греческой крови. Не прямой ли ты потомок той, чей муж торговал коврами и ездил в Кессарию? Моё же имя — мудрость. Значит, есть время всё обдумать, пока мы не завершим дела. Так исполни предназначенное. А уж если спрошу тебя — а не будет ли мне с тобой скучно? Тогда и… Теперь же иди, пока девка боярская ни сообщила мужу о том, что слишком уж живо я исповедуюсь иноку-греку.

За окном из драгоценного византийского стекла гас майский день в оглушительных трелях соловьёв из кустарника над рекой. Не понимая и коря себя за то, что тревога об укрывании до заветного часа величайших сокровищ внезапно сменило иное волнение, великая княгиня Московии никак не могла отпустить из мыслей удивительную картину, как через чисто выметенный двор на Боровицком холме идёт статный монах в низко надвинутом на самые глаза капюшоне плаща. А из-под полы рясы выглядывает кавалерийская шпора. Перстень с камнем хитрец так и не надел, спрятал в рукаве… Осторожность не помешает!.. Маковка церкви сияла на солнце, как свеча.

Аромат лампадки с драгоценным маслом тронул ноздри Софии Фоминичны. Нешто докучная хворь оставила её, благодаря обычному квасу? Тёмные лики святых смотрели загадочно, чуть лукаво… Нет, конечно. Наверняка, храня секреты целебных снадобий, монахи Николиной обители добавили в питьё травы или настойку кореньев, не сказав ничего даже ей, супруге их государя. Она снова согрела пальцы о терракотовые изразцы богатой печки со сказочной птицей Сирин и прочей невидалью, похожей на «зверинец» барельефов Дмитриевского собора в святом городе Владимире, сооружённом почти ровно триста лет тому назад… Ещё в Риме слышала она, что ортодоксальная византийская церковь строила свои храмы без стеснения на фундаментах ведических каменных сооружений старых русских городов. В Новгороде, в арабских хрониках именуемом Славней, первые соборы были построены умело, опытно, но ох как причудливо!.. Звери диковинные, черты странные, знаки непонятные, уже затертые, силком в забвение погружённые. Новая религия, как это часто бывает, без стеснения пользовалась наследием культа побеждённого, для лучшего привыкания населения. Так празднование Рождества прилепили в календарь поверх римского народного праздника зимнего солнцестояния natale di sole invictus[11], хотя Христос появился на свет в марте… А разве архитектура священных сооружений пришла на Русь нога в ногу с её родины, из Константинополя? Вовсе нет… Святая София, побитая и осквернённая, втиснутая в квадрат копий-минаретов, словно в клетку, тем и выжила, что величественна. Один огромный круглый купол в центре, кругом — поменьше. Panteon[12] в Риме, превращённый в христианскую базилику, был построен при Агриппе. Принцип тот же — цилиндр, накрытый щитом, словно кастрюля — крышкой, для устойчивости и снятия напряжения конструкции — осulus в центре потолка и многоугольные углубления вокруг него. А здесь? Четверики, восьмигранники, закомары, дуги. Но главное — маковки церквей, купол а-луковицы. Она помнила, как во дворце её воспитателя-кардинала как-то принимали посланцев восточного владыки, магараджи, пославшего в дар не только мешок баснословно дорогих специй, но и изображение их храма. Золотая луковица тюльпана, готовая выстрелить в небо цветком-молитвой. Ей, ещё ребёнку, объяснили тогда, что и традиционный поклон индусов со сложенными у груди ладонями символизирует то же самое… Пламя свечи!

Только бы получилось задуманное!.. Древнее пророчество о битве зла за обладание человеком, которая неминуемо уничтожит будущее, если отсель из прошлого не выстрелить могучей молитвой, собранное по частям у трёх философов древности и проверенное в хрониках халдеев и арабских записях, — оно отправится на нужный порог реки времени. Целый год её кропотливой работы, пока супруг строил неподражаемый Успенский собор.