Я выдохнула. Встряхнула руками – проходящий мимо студент вскрикнул, когда в него попало легким зарядом сброшенной силы, просящейся для чего-то более разрушительного и опасного. Улыбнулась – и походкой от бедра двинулась им прямо навстречу.

– О, Рина, привет, – Вадя моего настроения не заметил, но вообще-то, мой фальшивый милый взгляд предназначался и не ему.

Девка нахмурилась.

Она все заметила – и все правильно поняла.

– Эм, Рина, это Оля. Оля, это Рина, – представил нас Вадя, и его речь как-то смялась, когда он не заметил радости ни у одной из сторон.

– Ясно, – произнесла я и выгнула бровь, не сводя взгляда с девки-агромага. Иди, крошка, изучай удобрения.

Она как будто бы поняла – а может, даже уловила мой выпущенный сквозь защиту ментального амулета посыл.

– Увидимся на лекции. Я займу тебе место, – сказала она Ваде и слиняла.

Я не стала даже оглядываться ей вслед. Взяла Вадю под локоть и повела по коридору.

– Как второй учебный день? – спросила я уже спокойнее.

Вадя косо на меня взглянул, но возражать не стал.

– Ты умеешь быть милой, Рина, – пробормотал он.

– Быть милой – мое призвание, – не стала спорить я. – Может, прогуляемся после лекций?

Пока не начались практические занятия, мы заканчивали очень рано.

– А как же твоя работа?

О, так отец ему рассказал? Интересно, сейчас, когда Талий Джонас беспокоится за сына, он попытается хоть немного с ним сблизиться? Или, как и в детстве, когда он целиком поручал его нянькам, теперь поручил мне, и на этом все?

– До часа у меня полно времени.

– Вообще, я…

– Отлично, тогда встретимся на крыльце и где-нибудь пообедаем, – перебила я его и улыбнулась со всем своим дружеским очарованием.

Вадя оборвал длинный тяжелый вздох на середине и внезапно хихикнул.

– Ты, как обычно, Рина, – ухмыльнулся он, и мне показалось, в его голос вернулось прежнее тепло.

Я послала ему воздушный поцелуй и вошла в аудиторию.

Я так просто не отстану, Вадя. Не знаю, что творится в твоей голове, но меня еще никто так просто не отшивал – и уж не тебе быть первым.

***

Я решила не давить. И ни о чем важном и тревожном его не расспрашивала. Про то, что за него беспокоится отец, тоже не рассказывала.

Мы болтали почти час. Вадя, наконец, начал расслабляться и нести свою обычную чушь, которой мне, оказывается, так не хватало, и, хоть в его болтовне и мелькали иногда эти либеральные мотивы на тему всеобщего равенства, братства и прочей чепухи, ничего экстремистского в ней не было.

Была лишь одна странность в том ничего не значащем разговоре. Вроде бы ничего особенного, он и до этого всегда любил пофилософствовать на отвлеченные темы, но тут меня что-то зацепило и не отпускала вплоть до того момента, как я вошла в здание ОМП. Он спросил слишком уж небрежным тоном:

– Слушай, Рина, вот как ты думаешь… – обычно после этого следовало пространное рассуждение на тему типа «кто сильнее, громоптица или гидра», но не в этот раз. – Как ты считаешь, время линейно?

Я не знала, что и думать, и он как-то быстро замял тему. Но на меня успело повеять скрытой опасностью этого вопроса.

Я хотела рассказать Талию Джонасу, но его сперва не было на месте, а потом госпожа Жанна, первый и основной секретарь главы ОМП, начала знакомить меня с моими обязанностями, и я как-то закрутилась.

Тетя Жанна поджимала губы и всячески выказывала свое неодобрение в свойственной ей сухой и предельно вежливой манере. Она вообще меня никогда не любила, считала, что я «слишком испорчена влиянием» дяди – это, кстати, почти цитата, я тогда подслушивала их с матерью разговор. А уж дядю она просто не переносила. Однажды даже пыталась настроить меня против него, мне тогда было пятнадцать, и я еще не умела особенно лицемерничать и высказала ей в лицо много всего, что стоило держать при себе. Еще бы – меня будет поучать женщина, чья прическа вышла из моды еще до апокалипсиса!

Наши отношения с тех пор так и не улучшились. Как и ее прическа.

– Господин Джонас – человек строгих правил. Он не допустит ни малейшей фамильярности или нарушения дисциплины, – наставляла меня тетя Жанна.

Зато теперь я умела улыбаться и молчать – или хотя бы говорить поменьше – в моменты, когда на язык просились грубости – или разрушительные чары.

– Кроме того, – заметила тетя Жанна, когда в конце рабочего дня инструктировала меня по поводу распорядка ОМП и лично Талия Джонаса, поведения в приемной и кабинете, а также правил обращения с кофеваркой. – Вам следует одеваться скромнее и, желательно, отказаться от косметики.

Я улыбнулась и промолчала.

Мы не сработаемся.

Вадя без конца пропадал в библиотеке, и, надо сказать, это не было типичным для него поведением. Он что-то искал, и я очень, очень надеялась, что это что-то – не информация о магии времени. Если он с этим свяжется, если действительно что-то найдет – и, не дай Небеса, попробует на практике – его не спасет даже Талий Джонас.

Я пыталась увязаться с ним, но он на удивление настойчиво и изобретательно меня отшивал, а стоило мне упорствовать, и сам отказывался от идеи туда наведаться. У меня не было особого пространства для маневра: свободное время у меня заканчивалось в час, когда начиналась работа, и, подозреваю, именно тогда он и закапывался в книги.

Надо сказать, что не брал он с собой не только меня – я слышала, как Оля, эта девка-агромаг, предлагала свою неоценимую помощь в его изысканиях, и он ее отвадил с точно такой же непреклонностью, как и меня.

Мои бесплодные попытки что-то выяснить следовали одна за другой, и Талий Джонас решил мне помочь, и пригласил на ужин в свой дом. Ужин был приурочен ко Дню агромага, празднику, который никто не праздновал, хоть тот и был отмечен в календаре.

Я надела новое платье из шуршащей воздушной ткани, поколдовала над вечерним макияжем и прической – совсем слегка, чтобы это не выглядело так, будто я СЛИШКОМ готовилась, и под мрачным взглядом матери отправилась в гости.

Оказывается, кроме меня, Талий Джонас не позвал больше никого. Вадя выглядел слегка сбитым с толку, неловко поблагодарил, когда я подарила ему амулет-безделушку, ускоряющий рост зерновых и зернобобовых, и мы сели за стол.

Не знаю, на что рассчитывал Талий Джонас, но Вадя поплыл уже после салата, и когда подали великолепные сочные стейки из той самой новой породы, уже просто бессмысленно пялился на салфетницу. Мы переглянулись с Талием Джонасом, и он прервал мучительную светскую беседу, в течение которой я изо всех сил старалась не флиртовать и не строить ему глазки – не при Ваде же, в самом деле. Я и на работе-то пока держала себя в руках, хотя там «помощником» была Жанна, которая максимально ограничивала мой контакт с руководством: даже кофе носила сама, хотя варила его я.