Это был триумф политического гения аятоллы Хомейни. Этот главный оппонент шаха с 1964 по 1978 год находился в ссылке в священном шиитском городе Эн-Наджаф. Затем Хомейни перебрался в парижский пригород Нофль-лё-Шато. Он с триумфом вернулся в Тегеран 1 февраля 1979 года, воспользовавшись возможностью представить себя защитником «обездоленных». Именно так ему удалось взять под контроль верхушку духовенства, которое изначально его не поддерживало. Аятолла сумел также использовать в своих целях левую оппозицию, а затем нейтрализовать ее после своей победы и провозглашения Исламской республики. Чтобы добиться этого, он обратился (одновременно с салафитами, шедшими тем же путем в суннизме) к фундаменталистской «очищенной» форме шиитской догмы. Все это совсем не напоминало компромиссы, на которые шли на протяжении многих веков великие аятоллы и монархи. Согласно учению Хомейни, имам Хусейн Ибн Али, внук Пророка, принявший мученическую смерть от рук воинов суннитского халифа Язида в Кербеле в октябре 680 года, представлял собой божественное воплощение «обездоленных». Шах же воплощал в себе «надменного» Язида. Приводя таким образом в соответствие основы пересмотренной с точки зрения идеологии религиозной догмы с приоритетами современности, Хомейни сумел привлечь на свою сторону значительное число сторонников. Им удалось одержать победу не только над всеми остальными представителями оппозиции, но и над правящим режимом.

Хомейни, к которому отныне обращались не иначе как «Высший руководитель» Исламской революции, с триумфом вернулся в Тегеран рейсом Air France. Теперь он воплощал в себе исключительно мощную конкурентоспособную силу, представляющую шиитов в процессе исламизации Ближнего Востока. Этот процесс был инициирован шестью годами ранее Саудовской Аравией и ее союзниками-суннитами во время Октябрьской войны 1973 года, сопровождавшейся четырехкратным увеличением цен на нефть. Противостояние между этими двумя полюсами будет в течение четырех последующих десятилетий главной движущей силой кризисов и войн в регионе и за его пределами. Оно окажет особое влияние на Европу терактами исламистов на ее территории, и его заложниками станут проживающие там иммигранты мусульманского происхождения. Этому противостоянию, находящемуся в зависимости от колебаний цен на нефть, даже удастся снизить значимость главной линии разлома, вдоль которой выкристаллизовался арабский национализм после обретения независимости странами региона. Речь о палестино-израильском противостоянии. Оно окажет влияние и на логику собственно суннито-шиитского конфликта (что демонстрирует вовлечение в него и ливанской «Хизбаллы» и палестинского ХАМАС, в обоих случаях под влиянием Тегерана). Его динамика будет подпитываться непрерывной эскалацией напряженности ценой постоянного усугубления хаоса в ближневосточных обществах. Причина в политической безответственности, вызванной эффектом кажущегося бесконечным вплоть до десятых годов XXI века роста доходов от нефти.

Иранская революция бросила серьезный вызов Саудовской Аравии и союзникам королевства, поскольку она снижала значимость процесса исламизации по-суннитски, лишенного как социальной динамики, так и героизма. Создания эмирами Аравийского полуострова всемирной сети салафитских ассоциаций и финансовой поддержки, которую большинство из них оказывало в то время «Братьям-мусульманам», оказалось недостаточно для того, чтобы погасить энтузиазм, стихийно вспыхнувший на фоне событий в Иране в народных массах всего мусульманского мира. Это было тем более проблематично, что в своих речах Хомейни указывает одновременно на двух врагов мирового масштаба. Во-первых, он ополчился на американского «Большого Шайтана» (и наряду с ним и на французского «Малого Шайтана», несмотря на гостеприимство, оказанное Хомейни в Нофль-лё-Шато). Во-вторых, он выступил с осуждением нефтяных монархий, представленных в качестве лакеев США. Обвиняя первых, он в соответствии с идеологией Шариати следовал в русле глобального движения «тьермондистов», которое позволяло аятолле выйти за рамки исключительно религиозной парадигмы. Своей позицией он завоевал симпатии в самых разных странах вплоть до Латинской Америки. Направляя огонь своей критики на вторых, Хомейни стремился расширить свою изначально относительно узкую персидско-шиитскую базу (шиитами являются лишь около 15 % мусульман). В обоих случаях его целью было перехватить лидерство над мировым исламом у ваххабитских монархов, «хранителей двух святынь», контролирующих паломничества в Мекку и Медину.

Американско-саудовская реакция на Иранскую революцию стала одной из составляющих джихада в Афганистане. Возможность для него представилась в связи с необходимостью отреагировать на вторжение в Афганистан Советской армии на Рождество того же 1979 года, который начался с возвращения 1 февраля Хомейни в Тегеран. Следующим ключевым событием этого года стало подписание египетско-израильского мирного договора 26 марта. Оно свидетельствовало о переходе главной региональной линии противостояния из Ближнего Востока и Восточного Средиземноморья в Персидский залив и Центральную Азию. Появление советских десантников и танков в Кабуле нарушало равновесие, установившееся по итогам Второй мировой войны. Этим оно отличалось от советских вторжений в Венгрию (1956) и Чехословакию (1968). Данные интервенции еще вписывались в рамки раздела мира, закрепленного Ялтинскими соглашениями, и в силу этого не могли повлечь за собой никакой военной реакции «Свободного мира». Брежнев счел необходимым ввести войска в Афганистан, поскольку, согласно советской логике, власть местных коммунистов необходимо было обезопасить от неминуемой угрозы. Преимущественно родовое и аграрное общество, привязанное к традиционным нормам, было возмущено политикой воинствующего атеизма. Со своей стороны Белый дом не мог принять этот новый поворот событий, тем более что еще свежи были в памяти поражение во Вьетнаме, случившееся за четыре года до того, и потеря союзника в лице Ирана в начале 1979 года. Шах имел огромное геополитическое значение в силу того, что выполнял функцию «жандарма Персидского залива», охраняя его гигантские нефтяные резервы от Москвы. Более того, США только что подверглись беспрецедентному унижению в виде захвата заложников в американском посольстве в Тегеране «студентами-последователями курса Имама», начавшегося 4 ноября, и последовавшей за этим неудачной попытки освобождения заложников. К тому же советское военное присутствие в Афганистане было прямым нарушением Ялтинских соглашений. Поскольку страна граничила с Ираном, где местные коммунисты из партии Туде были активными участниками революционных сил (Хомейни обрушится на них с репрессиями только в следующем году), проснулись старые американские страхи перед прорывом Москвы к «теплым морям». Это была, по сути, современная вариация на тему англо-русской «Большой игры» XIX века в Юго-Западной Азии.

Наконец, согласно собственно исламскому мировидению, конец 1979 года был отмечен драмой огромного символического значения: 20 ноября стало первым днем ХV века исламского календаря. Согласно исламскому вероучению, каждые сто лет среди мусульман будет появляться «обновитель веры» (муджаддид) или «мессия» (махди), который восстановит чистоту веры и покарает отступников. В этот день Заповедную мечеть в Мекке захватила группа радикальных джихадистов под предводительством Джухаймана аль-Утайби. Тот был представителем авторитетного саудовского рода и намеревался выразить протест против коррумпированности правящей династии, которую винил в слепом подчинении Западу. Он также добивался провозглашения мессией своего шурина Мухаммеда Абдуллы аль-Кахтани. Джухайман был связан с самыми консервативными представителями салафитского истеблишмента королевства. Он распространял послания, в которых 30 лет спустя можно обнаружить значительную часть идей, вдохновивших ИГИЛ. Мечеть в Мекке была освобождена лишь две недели спустя, когда ее взяло штурмом элитное подразделение французского спецназа – Группа вмешательства национальной жандармерии (ГИГН). Операцию в то время оставили в секрете, поскольку немусульманам было запрещено (харам) ступать на эту священную землю. Тысячи паломников оказались в заложниках, и 244 человека погибло (из них 117 террористов), несмотря на то что любое кровопролитие на священной земле категорически не допускалось. Трагедия привела саудовские власти, в первые дни просто парализованные шоком, в полное замешательство. В данном случае, во-первых, потому что они потеряли контроль над еще более ваххабистскими и джихадистскими силами, чем они сами, в ходе того процесса исламизации региона, который они же инициировали. Во-вторых, поскольку они показали свою неспособность к защите ислама в его колыбели. Под сомнение были поставлены и притязания на роль хранителей исламских святынь, и, как следствие, претензии на роль руководящей и направляющей силы в исламском мире.