Тот сотник, которого Атрет свалил, снова встал на ноги и пошел в атаку. Оставшись без меча, Атрет схватил сотника за ноги и повалил его на землю. Прижав римлянина к земле, он обхватил его голову и сломал ему шею. Выхватив гладий из мертвых рук, он вскочил на ноги и напал на римлянина, вытаскивавшего копье из убитого германца. Атрет нанес легионеру удар мечом по шее, и в лицо ему брызнул фонтан крови. Бросив меч, он вынул фрамею из тела убитого воина и побежал.

Он не видел позолоченного шлема своего отца, а силы германцев стали заметно таять, когда римляне перегруппировались и показали всю свою организованную разрушительную силу, которой всегда славились. Маркобус, чья левая рука безжизненно повисла вдоль тела, приказывал своим воинам отходить. В отличие от римлян, эти племена не видели ничего позорного в том, чтобы отступать, не ввязываясь в кровопролитные сражения. Батавы отступили, оставив Атрета и его отряд практически беззащитными. Атрет понимал, что здравый смысл призывал хаттов уходить в лес, но кровь у него была горячей, а руки сильными. И, снова издав воинственный клич, он бросился на двух римлян.

Сраженный в грудь стрелой римлянина, упал дядя Атрета. Его двоюродный брат, Рольф, пытался пробиться к нему и был сражен сотником. Издав бешеный рык, Атрет рубил своих противников направо и налево, раздробив голову одному легионеру и оставив без руки другого. Слишком много воинов его племени полегло в этом бою, и здравый смысл, наконец, возобладал в нем. Он приказал оставшимся в живых уходить в лес. Те растворились в лесу, оставив римлян, которые не могли их преследовать и испытывали горечь, оттого что битва закончилась так быстро, едва начавшись.

В глубине леса, на несколько сот метров выше, Атрет увидел свою сестру, Марту, обрабатывавшую раненое плечо своего мужа. Рядом без сознания лежал его брат с перевязанной раненой ногой.

Корчась от боли в плече, Юзипий, муж сестры, произнес только: «Твой отец» — и, с трудом подняв руку, указал Атрету куда–то в сторону.

Атрет пробежал по лесу в западную сторону и увидел мать, державшую на коленях отца. Одна сторона шлема была пробита мечом, позолоченная бронза на шлеме была покрыта кровью. Атрет издал дикий крик и опустился на колени.

Мать с бледным и искаженным от ужаса лицом лихорадочно работала над глубокой раной, прошедшей по всему животу отца. Со слезами на глазах она пыталась запихнуть обратно вывалившиеся внутренности и закрыть рану. «Гермун, — причитала она, — Гермун, Гермун…».

Атрет схватил мать за покрытые кровью запястья, намереваясь положить конец ее тщетным усилиям:

— Оставь его.

— Нет!

— Мама! — он еще крепче сжал ей запястья. — Он мертв. Ты уже ничем ему не поможешь.

Она успокоилась и больше не сопротивлялась. Он отпустил её, и она в бессилии опустила красные от крови руки. Атрет закрыл широко раскрытые глаза отца и положил его руки на грудь, которая уже не колыхалась. Мать долго сидела неподвижно, затем, всхлипывая, нагнулась и обхватила руками окровавленную голову мужа. Концом его короткого плаща она утерла ему лицо, как будто перед ней лежал ребенок.

— Я отнесу его к остальным, — сказал Атрет. Мать приподняла Гермуна за плечи, и Атрет поднял его с земли. Когда он споткнулся под тяжестью тела своего отца и опустился на одно колено, по его суровому лицу потекли слезы. Но, переборов усталость, он подавил рыдания, снова встал и пошел, и каждый шаг давался ему с трудом.

Когда они дошли до его сестры и Юзипия, он положил тело отца рядом с телами Дульга и Рольфа, вокруг которых возились другие женщины их семьи. Тяжело дыша и чувствуя слабость в спине, Атрет взял в руки изящно вырезанный талисман, который отец носил на шее, и сжал деревянный образ в ладони. Этот образ был вырезан из дуба, росшего в священной роще, и оберегал Гермуна во многих битвах. Атрет хотел получить от него силу, но на самом деле не чувствовал ничего, кроме отчаяния.

Битва была проиграна, его отец погиб. Власть теперь переходила к нему, если только у него хватит сил справиться с ней. Но хотел ли он ее?

Пророчества Веледы, бруктерской провидицы, которая жила в своей башне, где никто не мог ее видеть, не сбылись. И хотя Юлий Цивилис со своими повстанцами уничтожил первые легионы, восстание терпело поражение. Спустя год они так и не обрели свободы.

После того как в течение двенадцати месяцев они стали свидетелями падения трех императоров, к власти пришел Веспасиан. И теперь против Юлия Цивилиса были брошены восемь дополнительных легионов под командованием младшего сына этого правителя Домициана. Веледа предрекла, что молодость Домициана погубит его, но юноша пришел во главе своих легионов в первых рядах и не стал прятаться за спины своих воинов. Он был полон решимости доказать всем, что является таким же искусным военачальником, как его отец, Веспасиан, и как его брат, Тит. И это ему удалось. Разгромив силы мятежников, Домициан взял их в плен. Воинов Юлия Цивилиса он приказал уничтожить. Пленников выстроили в ряд и каждого десятого отправляли на распятие. Когда сам Юлий Цивилис в цепях был отправлен в Рим, единство тех племен, которые его поддерживали, распалось. Многие из батавов оказались в плену. Из племени Атрета погиб почти каждый третий.

Глядя на своего отца, Атрет чувствовал, как в нем закипает гнев. Всего неделю назад вождь хаттов бросал куски веток и коры священного дуба на белую материю. Он не смог различить, какое знамение получилось в результате, но жрец сказал, что ржание и храпение белой лошади означает, что его ждет победа.

Победа! Где она, эта победа? Неужели даже боги повернулись против них? А может быть, римские боги оказались сильнее самого Тиваза?

Пока в селение приносили остальных погибших, оставшиеся в живых воины собирались вместе и говорили о том, что римляне ушли на север.

Атрет рубил дерево, чтобы построить дом смерти для своего отца, тогда как его мать одевала мужа в самые дорогие одежды и готовила траурный пир. Она поместила рядом с мужем самую дорогую посуду и наполнила чаши зерном и крепким медом. На блюдо положили куски жареной баранины и свинины. Когда все было готово, Атрет зажег дом смерти. В темноте пламя казалось особенно ярким.

— Вот и все, — сказала мать, и слезы текли по ее щекам. Она положила руку на плечо Атрета. — Завтра вечером собери людей в священной роще.

Он знал, что имела в виду мать, — он должен будет стать новым вождем.

— Пусть все решат жрецы.

— Они уже выбрали тебя, как и все остальные. Кто, как не ты? Разве не твои команды они беспрекословно выполняли, когда завязалась битва? И хатты последними покинули поле боя.

— Это потому, что отец к тому времени был уже убит, но не благодаря мне.

— Ты будешь вождем, Атрет. Гермун знал, что этот день когда–нибудь придет. Вот почему он всегда воспитывал тебя так — гораздо строже, чем остальных сыновей. Еще во время твоего рождения было знамение о том, что ты станешь великим вождем.

— У нас были и неправильные знамения.