– Ваш? – удивленно спросил Эдгар.

– Да, рррр, да, его назвали в мою честь. На самом деле он называется Эдвин-ррррр, но они ошиблись, когда записывали. Я не стал их поправлять: день был очень холодный, все подходили ко мне и говорили: «Эдвин, бррррр», так что я их понимаю.

Пес опять громко захрапел, а Эдгар с новыми силами продолжал свое путешествие. Ему еще предстояло преодолеть несколько миль (или километров – конечно, километров больше, чем миль). Через некоторое время он подошел к большой качавшейся над дорогой вывеске, подвешенной на двух столбах, которые блаженно долбили дятлы. Вывеска гласила:

НЕСКОЛЬКО МИЛЬ ДО ЭДЕМБУРГА. НЕСКОЛЬКО 1,609 КИЛОМЕТРОВ ДО НЕГО ЖЕ. НО ОН ТОГО СТОИТ!

Эдгару улыбнулась удача: прямо перед ним остановился в облаке пыли, музыкально гудя во все свои рожки, какой-то фургон. Когда пыль рассеялась, Эдгар увидел, что по фургону тянется надпись: ЭДЕМБУРГСКОЕ РЕВЮ[46]. Эдгар подбежал – дверь у водителя уже была открыта – и с изъявлениями искренней благодарности забрался внутрь; там оказалось полно человечков, которые радостно приветствовали его. Когда Эдгар отыскал себе место – а ему пришлось для этого передвинуть деревянный ящик с надписью «Лучшая тресковая копченка» и охранявшего этот ящик тяжелого полосатого кота, – эти человечки с большой охотой стали объяснять ему, что такое Эдембургское Ревю. Эдембургским Ревю, сказали они, были они сами. Они плясали, разыгрывали смешные сценки и скетчи, а один из них, представившийся Томми Карлейлем[47], специализировался на перевоплощениях. Это был маленький печальный человечек, который сильно картавил и постоянно приговаривал: «О-о да, так-то вот».

– Что это за перевоплощения? – поинтересовался Эдгар.

– О-о да. Вот коголь Эдуагд I Английский. – (Эдгар подумал: «О нет, только не эти ужасные англосаксонские короли», но тут вспомнил, что Эдуард I не был англосаксом.) Томми Карлейль придал своему лицу выражение высокомерной величественности. Затем он продолжал: – А тепегь – Эдуагд П. – Выражение лица не изменилось. – А тепегь – Эдуагд III. – Все то же высокомерно-величественное лицо.

Эдгар спросил:

– Эдуарды Английские – это все, чем вы занимаетесь?

– О-о-о, – сказал Томми Карлейль, – их так много! Девять, по моим подсчетам.

– Нет, конечно же восемь, – сказал Эдгар. – Эдуард VIII был последним. Он правил меньше года. С тех пор Эдуардов точно не было.

– О ты, жалкая звегушка, – сказал Томми Карлейль, – ничего-то ты не знаешь. Эдуагд IX – о да, был такой монарх, хоть и пгезгенный сакс[48].

И он придал своему лицу выражение высокомерной величественности. Вся труппа бурно зааплодировала, так что и Эдгар невольно присоединился, а Томми Карлейль печально раскланялся.

– Нигде, кроме как у Томми, – сказал человечек с тяжелой сумкой на коленях, который представился мистером Гладстоном[49]. – Его всегда горячо принимают в Эдембурге.

– А вы что делаете, сэр? – спросил Эдгар.

– Играю на черных клавишах, – моргнул мистер Гладстон. – А старина Том Маколей[50]– он сидит вон там – играет на белых.

Человечек, к которому относились эти слова, курил большую трубку, вонявшую жженой бумагой. Он закивал, подтверждая, что так оно и есть.

– Одновременно? – спросил Эдгар.

– Ну да, – ответил мистер Гладстон. – Конечно, иногда мы немного путаемся. Но раз есть и черные, и белые, нужно играть на всех, зачем за них иначе платить? Так, Том?

– Так, так, Билл, – кивнул мистер Маколей. У него из трубки выпал кусочек горящей бумаги и опустился на кота, который даже не успел этого заметить – он тут же сгорел (кусочек, а не кот).

– Но это, должно быть, звучит – как бы сказать – довольно ужасно, – предположил Эдгар.

Мистер Гладстон улыбнулся.

– Так они и говорят, – сказал он. – Что показывает их невежество в этом вопросе. Необразованные, вот в чем их беда. Так, Том?

– Так, так, Билл.

– К этой музыке следует приучать с детства, – сказал мистер Гладстон. Он достал из кармана газету и хмуро принялся за первую страницу. Газета была по меньшей мере столетней давности. Старичок примерно такого же возраста, сгорбленный, с негнущимися руками и ногами, но сказавший, что он танцовщик (и что зовут его сэр Дж. Стефенс[51]), присоединился к разговору:

– Еще не прочитал, Билл? Ты находишься на этой странице, по моим скромным подсчетам, в течение последних пятидесяти пяти – вру, – последних пятидесяти шести целых пяти в периоде лет.

Мистер Гладстон строго ответил:

– Многое лежит между строк, вот почему нужно читать очень внимательно. Так, Том?

– Так, так, Билл.

– Например, они тут пишут: ПРЕСТУПНИКИ ПОЛУЧИЛИ 15 ТЫСЯЧ ФУНТОВ. Так вот, я думал об этом в течение примерно…

– Пятидесяти шести целых пяти в периоде лет, – перебил сэр Дж. Стефенс.

– Именно так. И я думаю, что на самом деле они получили пятнадцать месяцев – то есть их посадили в тюрьму на год и три месяца.

– Вы хотите сказать, – спросил Эдгар, – что под тысячами фунтов подразумеваются месяцы?

– В этом нет ничего невероятного, – веско заметил мистер Гладстон. – Нужно смотреть в корень. Говорят же, что время – деньги. Так, Том?

– Так, так, Билл.

– Получается, – заметил Эдгар, мгновенно посчитав в уме, – по пятьсот фунтов в день в июне, сентябре, апреле, ноябре[52].

МЕСЯЦЫ

В июне, сентябре,

Апреле, ноябре

Всегда по тридцать дней,

В других на день полней.

Февраль же всех бедней:

В нем двадцать восемь дней,

Но в високосный год