Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Теодор! — Ладонь Помпилио ударила в подлокотник. — Теодор!
— Должно быть, что-то случилось, мессер, — заметил Дорофеев, подходя к бортовому хронометру.
— У нас кончился кофе?
— Гм… возможно.
— Значит, придется выпороть Бабарского. — Помпилио повернулся вправо, так ему было удобнее наблюдать за действиями капитана, и продолжил: — На борту есть плетка?
— Возможно.
— Надо проверить. Теодор! — Пауза. — Как это пошло: рассуждать о телесных наказаниях вместо того, чтобы пить кофе. Вы не находите?
— Полностью с вами согласен, мессер.
— На вас можно положиться, Базза.
— Благодарю, мессер.
— Не за что.
Левый циферблат хронометра был постоянным и показывал принятое на борту время Герметикона. А правый на цеппелях делали сменным, потому что далеко не в каждом мире сутки длились двадцать четыре часа. Дорофеев аккуратно вынул механизм, положил его в выдвижной ящик, отыскал нужный, на циферблате которого было отмечено двадцать шесть делений, и вставил в хронометр.
— Местное время шесть тридцать утра, — доложил поднявшийся на мостик радист.
— Благодарю. — Капитан подкрутил стрелки. — Что еще?
— Нам выделена пятнадцатая мачта. Зеленый флаг.
— Рулевой?
— Я вижу, синьор капитан.
Дорофеев вернулся к своему креслу и взялся за переговорную трубу:
— Машинное отделение! Малый вперед! Палубной команде обеспечить швартовку!
— И велите кому-нибудь отыскать Теодора, — проворчал Помпилио. — Мне нужен кофе.
Капитан переключился на офицерскую палубу:
— Валентин, немедленно поднимитесь на мостик.
После чего, воспользовавшись тем, что стоял спиной к владельцу «Амуша», улыбнулся.
Пусть Заграта и считалась провинциальной, но сферопорт на двадцать мачт, пять из которых построены за прошлый год, — это серьезно. К тому же заложены еще пять мачт, а значит, мир уверенно развивается, собираясь стать большим и богатым. Мир идет вперед.
Или шел вперед, потому что одиннадцать из восемнадцати стоящих на приколе цеппелей были пассерами, и к некоторым из них тянулись цепочки нагруженных багажом людей.
— Беженцы, — произнес Дорофеев, поднеся к глазам бинокль.
— В этом театре только что был голод, а теперь намечается гражданская война, — неожиданно серьезно отозвался Помпилио. — Ничего удивительного, что зрители торопятся покинуть партер.
Похоже, что достраивать заложенные причалы будут не скоро.
Тем временем рулевой аккуратно подвел «Амуш» к мачте, опустив цеппель на минимально возможную высоту. Палубные сбросили тросы, которые подхватила наземная команда, и Дорофеев приказал:
— Стоп машина!
Громкий лязг, с которым сработали носовые захваты, на капитанском мостике не услышали, а сам процесс не увидели, поскольку верхушка мачты располагалась выше гондолы.
— Швартовка завершена, — доложили палубные.
Двухсотметровая сигара «Амуша» величественно покачивалась у металлической конструкции, флаг на которой местные сменили на синий.
— Вот теперь мы точно на Заграте, мессер, — доложил Базза. — Рейс окончен.
— Благодарю, Базза… — Дверь на мостик распахнулась, и Помпилио мгновенно переключился на появившегося слугу: — Теодор! Надеюсь, ты понимаешь, как трудно мне дались последние десять минут?
— Сожалею, мессер. — Валентин подошел к хозяину и опустил перед ним поднос, на котором стояла кружка и лежали золотые карманные часы. — Кофе и загратийское время, мессер.
— Почему так долго? — Помпилио сменил часы и взялся за кружку.
— Плохие новости, мессер: мы потеряли Форцу. — Валентин потупился. — Мне очень жаль.
— Ядреная пришпа! — Помпилио с шумом втянул в себя обжигающий кофе. — Не уследили?
— Именно так, мессер, — подтвердил Валентин. — Форца поймал «старого друга» и шагнул за борт. Хасина пытался его остановить, но едва не погиб, его спас Бабарский.
— А переход показался простым, — хмуро протянул Дорофеев.
Капитан был ямаудой, ему все переходы казались простыми, и он ориентировался по тем, кого видел на мостике. И Помпилио, и рулевой перенесли путь на Заграту легко, Базза решил, что остальные тоже справились, и тут…
— Форцу жаль. — Помпилио сделал еще один глоток кофе. — Теодор, нам нужен новый алхимик.
— Да, мессер.
— Точнее — новый член экипажа, — уточнил Помпилио. — С этой задачей справиться труднее.
— Я постараюсь, мессер.
— Не сомневаюсь. — Помпилио вернул кружку на поднос и поднялся на ноги. — Теодор, мы отправляемся в Альбург.
И потопал к выходу.
Шестьсот лет минуло с короткой, но страшной Эпохи Белого Мора, которая едва не положила конец человечеству. Шесть веков, вместившие в себя два периода распада, создание и гибель великой империи и триста лет Этой Эпохи. Шестьсот лет. Но, несмотря на все катаклизмы, вытравить память о беспощадной болезни эти шесть веков не смогли. А потому с тех самых пор, как люди вновь научились путешествовать между мирами, созданное для борьбы с Белым Мором Благочестивое Братство Доброй Дочери обрело вторую жизнь. Не просто возродилось, а стало главной стеной, которой защищало себя человечество. И кордон братьев цепари преодолевали до того, как встречались с пограничной стражей.
— Откуда идете?
— С Анданы, — вежливо ответил Базза, протягивая пачку бумаг. — Здесь подтверждающие документы.
Принимающего медикуса Дорофеев знал — познакомились во время прошлого визита «Амуша» на Заграту, когда случайно оказались в одной компании и весело провели время в лучшем ресторане Альбурга. Однако сейчас брат находился при исполнении обязанностей и вольностей не позволял.
— Сколько человек на борту?
— Двадцать.
— Здесь сказано двадцать один.
— Мы потеряли алхимика.
— Сожалею.
Медикус сделал пометку, вежливо поклонился подошедшему Помпилио и медленно прошелся вдоль выстроившихся в коридоре «Амуша» цепарей. Братьев Доброй Дочери готовили в лучших университетах Герметикона и готовили на совесть, большинство опасных болезней они распознавали по внешним признакам: по глазам, запаху, дыханию, цвету кожи и ногтей, едва заметной дрожи или выступившему поту. Симптомы, даже самые ранние, братья не пропускали, и от их слова зависело, позволят ли гостям посетить мир.
— Карантин не требуется.