из дверей зала, ведущих в смежную гостиную, стояли два янычара, вооружённых с головы до ног, оберегая вход.

Король направился к ним, но они скрестили свои кривые сабли и потребовали пароль. Людовик прошептал его одному из янычар на ухо; тогда они, почтительно поклонившись, пропустили короля и его спутника. Занавес за ними снова опустился.

Комната, куда вошёл король, была роскошно обставлена и казалась взятой из «Тысячи и одной ночи». Пол был устлан мягким, пушистым ковром, стены скрыты пальмами и тропическими растениями, доходившими до потолка и образовавшими красивую зелёную беседку. В одном углу была устроена скала, покрытая зелёным плюшем; из неё бил ключ. Между двумя пальмовыми стволами находилась скамья, обвитая вьющимися растениями.

Король, осмотрев этот поэтический уголок, остался очень доволен им и, взяв Цетрика за руку, снова повлёк его в зал.

Громкая музыка возвестила прибытие новых гостей. Приближалось оригинальное шествие, возбуждавшее всеобщее внимание и удивление. Король остановился около колонны, чтобы пропустить процессию.

Впереди шёл глашатай, а за ним следовали музыканты, «игравшие» на всевозможных медицинских и хирургических инструментах; потом шла целая толпа врачей различных национальностей. Позади них ехала повозка, запряжённая шестью ослами; на ней в глубоком кресле сидела женщина с громадным животом. У неё было очень красивое, но болезненное лицо. Над повозкой возвышался балдахин, на котором виднелась крупная латинская надпись: «Страждущая Венгрия». За повозкой ехал всадник в костюме турка; из-под его чёрного тюрбана виднелся оскаливший зубы череп; на плече у него была коса. По обеим сторонам всадника шли гайдуки в красных кафтанах и всё время взывали:

— Вот едет великий доктор, знаменитый чудотворец.

За ними три белых и три чёрных невольника несли роскошный раззолоченный паланкин, в котором сидел великий чародей в пышном наряде, спокойно куривший трубку и не обращавший ни на кого внимания. За паланкином шли сорок прекрасно вооружённых янычар.

Дойдя до средины зала, шествие остановилось; его окружила толпа любопытных. Глашатай, указывая на «страждущую Венгрию», проговорил:

— Взгляните на эту больную. Некоторые находят, что она безнадёжна, другие думают, что её ещё можно спасти соответственным лечением. Мы собрали всех самых знаменитых врачей со всего света, чтобы они определили состояние больной.

Глашатай стал по очереди вызывать «врачей»; они высказывали различные предположения и наконец единогласно решили, что спасти больную нельзя.

Тогда к больной подошли невольники с паланкином. Чародей торжественно вышел из него, пощупал больную, а затем подал знак невольникам; они схватили его пациентку за ноги, и за руки, чтобы она не могла двигаться. Чародей засучил рукава, быстро разрезал живот страждущей Венгрии своим кинжалом и вынул большую толстую куклу в роскошном костюме венгерского магната. Он поднял её и сказал:

— Так это причиняло тебе самую сильную боль? Это чудовище называется «высшая знать». Оно высосало из тебя все соки, не оставив ничего своему брату, — при этом он вынул вторую куклу с всклокоченными волосами и полуголую, — которого зовут «народ».

Громкий смех покрыл слова чародея. Он бросил этих двух кукол и затем по очереди достал из живота Венгрии «высшее духовенство», «мелких дворян», «министра финансов» и «архиепископа Чалкана», сопровождая их соответственными остроумными замечаниями и эпитетами. Затем, порывшись во внутренностях Венгрии, чародей показал толпе нарядно одетую женщину, сидевшую верхом на мужчине, одетом в костюм, который обычно носил король, и с короной на голове. Он был взнуздан подвязками, а у неё в руках вместо хлыста была туфля.

Толпа зашепталась и захохотала. Чародей бросил «короля» к другим куклам, а больная Венгрия с облегчение поднялась и проговорила:

— Как мне теперь легко и хорошо!..

Чародей достал огромную иглу и торжественно зашил живот больной; после операции последняя встала и сошла с повозки; шествие снова двинулось и покинуло зал, сопровождаемое любопытной толпой.

В это время из группы масок выделилась одна, представлявшая собой тёмное пятно на фоне ярких костюмов. На ней была широкая, тяжёлая чёрная одежда с длинным шлейфом, на голове чёрный капюшон, закрывавший всё лицо и имевший только прорези для глаз. Руки были закрыты чёрными перчатками. Она быстро поднималась по лестнице, ведущей на галерею, внимательно всматриваясь в толпу.

Два венецианца в зелёных костюмах следили за ней.

— Походка выдаёт её, — прошептал один из них. — Это наложница; она ищет короля; мы не должны выпускать её из вида.

Другой молча кивнул головой.

Это были Баторий и Турцо. Они взялись под руки и пошли за чёрной маской. Последняя тем временем подошла к жёлтому домино и, взяв его за руку, назвала по имени.

— О, Цетрик, — сказала она, — я готова расцеловать тебя. Ты говорил, что король хочет видеть меня? Повтори ещё раз свои слова!..

— Ну да, — тихо ответил шталмейстер, — он вздыхает по вас. Он сказал тогда: «Ах, если бы я мог короновать её!» Он говорил о вас.

— Где король? — взволнованно спросила наложница.

— Я отыщу его. Подождите здесь, — ответил Цетрик и исчез в толпе.

Как только он ушёл, к ней подбежал Заполии, без маски и в своей обычной одежде, и взволнованно спросил, виделась ли она уже с королём?

— Нет ещё, — ответила наложница, срывая пышную красную розу и прикалывая её на груди.

— Скорей! — воскликнул воевода. — Он там. Пойдём!

Он предложил ей руку и, расталкивая толпу, быстро увёл её.

В эту минуту на хоры взошёл король в сопровождении Цетрика.

— Она ожидает нас здесь, — сказал шталмейстер.

— Нет, она ушла туда, я видел её, — ответил Людовик, указывая в направлении, куда ушли Заполия с чёрной маской.

Однако в этот момент маленькая ручка хлопнула его по плечу, и, обернувшись, он увидел перед собой чёрную маску с красной розой на груди. Король обхватил её за талию, повёл к беседке, охраняемой янычарами, и усадил там на скамью. Здесь он горячо обнял её и попробовал снять капюшон, но маска с досадой оттолкнула его. Людовик опустил руки и с замешательством посмотрел на маску; та отклонилась назад и, блеснув из-под чёрного бархата тёмными глазами, рассмеялась коротким, хриплым смехом. Её грудь вздымалась, а руки были сжаты в кулак.

Король опустился на колени к ногам маски и прошептал:

— Ты сердишься? Неужели ты не можешь простить меня? Я буду принадлежать тебе, только тебе одной!.. Ты молчишь?.. Скажи хоть слово... умоляю тебя!

Чёрная маска поднялась, скрестила руки на груди и снова рассмеялась. От этого смеха у Людовика побежал по спине мороз. Не поднимаясь с колен,