Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Давно. Две недели назад. А перед этим, как смог, все вызнал.
— Чертов старый интриган.
— Я вам не мешаю? — поинтересовался наемник. — Господа?
— Простите. — Исаак Вайсман взял протянутую ему папиросу и закурил. — Угощайтесь.
— Спасибо, — наемник мотнул головой, — мне не стоит курить. Обоняние становится плохим.
— Разумный молодой человек, да, Стах? — Исаак уважительно покивал. Дед Стах не ответил, оскалился, сидя на стуле.
— Хорошо… — Вайсман кивнул, явно соглашаясь со своими мыслями. — Тогда я немного поговорю за вас. Тем более, приятно поговорить с новым человеком, когда встретить его у нас, в глуши, тяжело. Сами понимаете, к нам даже коробейникам тяжело добрести, или, к примеру, продавцам вроде как лекарств. А эти куда угодно дойдут.
— Изя! — дед Стах чуть было не сплюнул. — Хватит трепаться!
— Ох, простите старика… — лицо Исаака сморщилось сушеным яблоком с разбежавшимися морщинками, — скучно.
— Понимаю, — кивнул наемник, повернулся к деду Стаху, — меня зовут Мэдмакс.
Дед Стах хмыкнул.
— Интересное у вас… прозвище.
Наемник не ответил, пожал плечами.
— Вроде как в нашем детстве даже был какой-то старый-престарый фильм, да? — Исаак посмотрел на товарища.
— Не знаю, — мотнул головой дед Стах, — да и какая разница?
— Правильно, правильно…
— Перейдем к делу? — Мэдмакс перевел взгляд на Исаака. — Что у вас?
Старики замолчали. Тяжело и мрачно. Молчание было знакомым. Охотник уже сталкивался с ним, постоянно и везде, там, где приходилось работать. Это стало ясно сразу, как только вошел в село.
Взгляды цепляли со всех сторон. Колкие, острые, прямые. И испуганные. Страх плыл в селе плотной осязаемой пеленой.
— Могу попробовать угадать. — Мэдмакс посмотрел на стариков. — Да?
Вайсман согласно кивнул, состроив хитрую гримасу. Мол, друг Стах, посмотрим на молодого человека. Тоже, надо ж как, таких старых кремней и в городе не встретишь.
— Ночные постоянные, нападения, странные и не оставляющие следов.
— Прямо Шерлок Холмс, право слово, — хмыкнул Стах, — про ночные угадал. Прямо в точку.
— М-да… — вздохнул Вайсман. — Думаю, что чаще всего именно так все и происходит. Во многих прочих случаях. Вот только у нас…
— Что? — Мэдмакс всмотрелся, пытаясь уловить что-то странное в выражении лица нанимателя.
— Следы находят. Вот только после нападения они… Они не уходят к стене. Они пропадают здесь, на площади, где вымощено булыжниками. И их не обнаруживают за стеной. Никогда.
— Пытались отследить?
— Пытались. — Дед Стах сплюнул в пепельницу. — На ночь выливали дегтя, смолы. Сейчас жара, не застынет. Нет там следов, за стеной. Здесь она, тварь, у нас.
Мэдмакс не ответил.
— Убивает последние пару месяцев, без порядка и какой-то связи. Дети, женщины, старики, мужчины. На караульных не кидается, от патруля прячется. А утром, постоянно, труп, снова труп, опять труп…
Дед Стах сплюнул еще раз. Провел ладонью по рту и усам, всмотрелся в собственную слюну. Сердито кхекнул, удерживая кашель.
— Вот такие у нас дела, молодой человек, — Вайсман развел руками, — плохая ситуация, как думаете?
Мэдмакс кивнул, задумался. Плохая? Хреновая ситуация, если честно.
— Вы не предупредили меня.
Вайсман вздохнул и виновато пожал плечами.
— Соглашусь с вами, молодой человек. Ситуация такая, сами понимаете. Ну, не мог взять и не участвовать в этом. Не за себя же страшно, поймите, пожалуйста. Что я? Старый еврей-докторишка, не более. Стах? Он давно не боится смерти. Деток жалко. Я же многих из них принимал, лечил. Сколько их уже сами стали отцами-матерями, представляете? И тут такое…
— Подождите! — Мэдмакс помотал головой. — Дети, родители, кошки с собачками, это понятно. Переживания ваши, страх там, еще чего-то… Я не тупой и могу все уяснить. Вопрос другой. Вопрос в вашей ситуации.
— Сложность выше? Опасность? — Дед Стах покосился на него. — Что?
Мэдмакс почесал нос.
— Все. Ну… это самое, как его…
— Сколько тебе лет, сынок? — Дед Стах уставился на него. — А?
— Да какая разница?
Стах не ответил. Засопел, откинувшись на спинку, прижал ее к стене.
— Мне одному будет тяжело. — Мэдмакс покачал головой. — Если тварь внутри села, и ее ни разу не видели, ни разу не нашли следы, ведущее к ее дому, понимаете? Здесь нужна команда. Вся наша команда.
— Вы не возьметесь за дело? — Вайсман разом поменялся. Нет, он не собирался возмущаться, шуметь, ругаться. Старик, сухой и желтый, выпрямился. Гордо и независимо, готовясь принять выбор.
— Возьмусь, — буркнул Макс, — вопрос в оплате. В письме указали…
— Кхм… — откашлялся Вайсман. — Видите ли какое дело, молодой человек. Указанной в письме суммы у меня нет.
Мэдмакс выдохнул. И еще раз. Прикусил губу и покосился на старика. Тот смотрел честно, открыто и немного по-детски.
— Вы… — охотник покачал головой. — Даже не знаю…
— Знаете, — обрадованно кивнул Вайсман. — Точно вам говорю, молодой человек, что знаете. Более того, вполне понимаю, окажись вместо меня кто моложе и сильнее, вы сейчас били бы морду. Или морды, это уж как выпало бы. Но!
— Что?
Вайсман усмехнулся. Хитро, совершенно по-лисьи, перестав быть больным стариком и превратившись в опытного игрока.
— Я дам намного больше, молодой человек. Столько, что вам хватит. И я не про вас одного. Я про всю вашу команду, про всех мальчиков и девочек, живущих под крышей дома Братства. Хотите взглянуть?
Ночь пришла быстро. Как и всегда, впрочем. Смазала небо полупрозрачным серо-голубым покрывалом, моргнула сквозь него искрами звезд, разлила густое черное марево. Сухой трескучий воздух уходил, опускался к раскаленной за день земле. Ветер, пробившись через тягучее уснувшее марево, нес еле уловимую свежесть.
За стеной-заплотом, собранной из заостренных бревен, торопливо доделывали оставшееся люди. Село-форт стояло крепко, но не особо широко. Не из-за кого, народа в нем селилось не так и много. Не с чего, если честно: скотина, кожа, мясо, больше ничего здесь не водилось. Всего добра — луга за холмами, рядом с рекой. Само село там не строили, опасались речных жителей. То ли зря, то ли нет, за временем не разберешь.
По трем улицам, ведущим к площади, сторожа разжигали редкие факела и костры. Не для обогрева, для сбережения. Ночь здесь накрывала темнотой глухо, напрочь, а караулить стоило постоянно. Степь она и есть степь, кого в ней только не носит, особенно по нынешним временам.