не открылся ему ранее. — Дайте Забабашкину какое-нибудь задание, которое он тут выполнит. Тогда мы сможем удостовериться, что он нас не мистифицирует и действительно видит так, как говорит.

— И какое задание ты предлагаешь ему дать? — хмыкнул Неверовский.

— Не знаю. Но что-нибудь, думаю, придумать можно.

— А вот пусть зачитает, — произнёс Селиванов, вытащил из нагрудного кармана свёрнутый лист бумаги и протянул его вперёд, в сторону, где я стоял: — Читай.

Лист был свёрнут вчетверо. Видимо, конверт уже был не нужен.

Я развернул желтоватый листок и, увидев красивый почерк, смущённо негромко кашлянув, стал читать:

«Здравствуй, мой дорогой супруг Леонид Максимович! Пишет тебе твоя верная жена Ольга Дмитриевна! Как ты там? Как служба? Силён ли враг? У нас всё хорошо. Ванечка готовится к школе. Каждый день просит меня проверить его знания азбуки. Лидочка…»

— Всё! Хватит! Отдай! — прервав меня, прошептал заместитель командира дивизии, а затем сглотнул застрявший комок в горле и негромко пояснил: — Это жена моя пишет — Ольга. Олечка… — получив от меня письмо, убрал его в карман и, включив свет, сказал: — Всё правильно. Там так и написано — слово в слово. Он действительно видит в темноте.

— Удивительно! — цокнул языком комдив, с интересом посмотрев на меня. — И давно у тебя такое зрение?

Пришлось врать. И из моего вранья командиры узнали, что вижу я так почти с самого детства. Именно тогда я ударился головой о шкаф, потерял сознание и после этого стал видеть в темноте.

— И что, ты за все свои семнадцать лет никому об этом не рассказал? — спросил меня комдив, когда мы вернулись в штабную комнату. — Почему?

— А зачем? Расскажи я об этом феномене, это сразу же приковало бы ко мне внимание многих. Все бы стали меня считать особенным. А я этого не хочу. Не хочу быть особенным. Я хочу быть, как все.

Где-то за спиной то ли одобрительно, то ли глубокомысленно хмыкнул товарищ лейтенант госбезопасности. Понятное дело, что сотрудника органов возмутило сокрытие бойцом таких интересных и полезных фактов, но вот с точки зрения его профессиональной деятельности подобное поведение — годами скрывать от окружающих свою особенность — не могло не вызвать некоторого уважения. Как бы копать глубже не начал, в профессионализме и дотошности «большого брата» я уже успел убедиться. Нужно теперь себя контролировать вдвойне, мало ли, к каким выводам придёт НКВДшник. Дружба, как говорится, дружбой, а служба — службой!

— Гм, вижу, ты скромный парень. И, в общем, желание твоё понятно, но всё же такое зрение… зря ты никому не сказал о нём. Возможно, учёные и доктора смогли бы узнать, в чём причина твоего феномена. Смогли бы изучить и внедрить в нашу советскую жизнь. Представляешь, как изменился бы мир, если бы люди стали видеть в темноте? Даже сложно себе это представить.

— Возможно, — согласился я, вспоминая перекликающиеся с моими мыслями картинки препарированных лягушек, которые я случайно увидел в детстве в медицинской брошюре.

Увидел и на всю жизнь запомнил.

Впрочем, мне уже было совершенно не до этого, и решение проблем, которые могут быть у меня из-за того, что открылся, решил оставить на потом. Сейчас нужно было выжить. И то, что я открыл часть своих карт, могло нам в этом помочь. А значит, я сделал всё правильно.

Комдив, очевидно, решил, что мы от темы главного разговора удалились, посмотрел на подполковника и вернулся к сути:

— Так что, раз он сможет руководить минёрами, значит мы, соблюдая осторожность и маскировку, действительно сможем заминировать участок дороги, что проходит напротив пригорка, считай, под носом немцев?

— Раз так, то очень вероятно, что может получиться, — согласился пришедший в себя после письма Селиванов. — Во всяком случае, попробовать стоит. Ведь это мало того, что даст нам ещё один козырь в предстоящем бою, так и добавит столь нужное нам время. Глядишь, и успеет подкрепление на помощь подойти.

— Это если наши войска выбьют врага из Чудово, — напомнил полковник Неверовский и тут же сам себя поправил: — Если, конечно, Чудово, вообще, захвачено.

Воронцов встрепенулся:

— А как может быть иначе? Мы же видели, что немцы с той стороны ехали за нашей санитарной машиной. Это и медсестра с главврачом подтвердить могут.

— Никто в твоих словах, Григорий Афанасьевич, не сомневается. Понятно, что немецкие мотоциклисты ехали с восточной стороны, — махнул рукой комдив. — Только непонятно другое — захвачено Чудово или нет.

— Как так?

— А так. Вполне возможно, что вы вели бой с разведкой или передовым отрядом противника. Санитары же до Чудова так и не доехали. Их раньше перехватили. Поэтому всякое может быть.

Воронцов хмыкнул и кивнул в сторону двери, за которой находился на своём посту радист.

— Так связи же нет. Это же тоже можно считать подтверждением.

— Косвенным — да. Уже три группы связистов отправили. Ни ответа, ни привета. Как в воду канули, — вздохнул Неверовский. — Но это еще ни о чём не говорит. Вполне возможно, что город держится, и подкрепление к нам всё же сумеет пробиться. Так что, чем дольше мы будем держаться, тем больше у нас шансов дождаться помощи, — он посмотрел на меня: — И твоя идея, герой, очень даже кстати.

Я улыбнулся. Оно, конечно, понятно, что похвалы, особенно заслуженные, получать все любят. Но сейчас я сам ощутил, что моя идея не просто хорошая или даже отличная, а именно что ценная. И цена этой идеи — жизнь советских красноармейцев и мирного населения, которое осталось в Новске. Я, как и все присутствующие на совещании, естественно, не знал про судьбу соседних городов, но, как и все, надеялся, что они выстояли, и идущее к нам на помощь воинское соединение, наконец, прибудет и поможет нам удержаться.

Глава 5

Подготовка

Устал…Оно и понятно, мне нужно было не только помогать минёрам коммутировать и устанавливать мины, но ещё и три раза ходить с повозкой в город на станцию за новой порцией железа, которое должно было помочь нам удержаться.

Ползание на животе по грязи, раскопки и закопки, беготня от одного сапёра к другому изрядно вымотали меня. Да ещё эти чёртовы осветительные ракеты, которые немцы нет-нет да запускали. А если учесть непрекращающийся дождь и сопутствующую этому грязь вокруг, а потом осознать,