Что это такое было сейчас?

Машинально пью коктейль, отмечая, что вкус какой-то не такой. Может, просто лед растаял?

Но я настолько ошарашена произошедшим, что не обращаю должного внимания на это.

Потом мы идем в туалет, и почему-то картинка начинает двоиться, троиться, плыть.

Алия рядом, и тоже выглядит не очень хорошо.

– Ох, Наира, мне что-то не по себе… – шепчет она, выходя из кабинки.

Я пытаюсь сфокусироваться, но никак не получается. Все плывет.

– Нам, наверно, подсыпали что-то, сестра… – Алия с трудом держится на ногах, – пошли скорее на улицу, машину вызовем…

Мы выходим с ней, держась друг за друга, но до выхода не доходим. На полпути нас останавливают какие-то парни, начинают что-то говорить, куда-то вести.

Мне все хуже и хуже, я с трудом переставляю ноги, но пытаюсь сопротивляться. Словно сквозь вату слышу, как что-то умоляюще говорит сестра, но нас никто не слышит!

Парни уже просто тащат нас с Алией куда-то в темноту, а я не могу, не могу сопротивляться!

Ужас пробивается даже сквозь вату, все плотней окутывающую сознание, и я отчаянно дёргаюсь в грубых руках, пытаясь позвать на помощь. Но голоса нет.

Парни смеются, говорят что-то грубое, грязное, и мой ужас выплескивается слабым криком… Но это бессмысленно! Никто нас не спасет, никто не поможет… О чем мы думали, идя сюда своем одни? Глупые… Наивные…

А затем что-то происходит, меня освобождают, я ощущаю спиной холод стены и оседаю по ней вниз. Слышу крики, вопли даже, и они страшные. Словно, кого-то убивают. И сквозь этот ужас – яростный звериный рев… Это все неправда. Это – сон. Воображение мое разыгралось…

Сон…

Последнее, что я помню, это тяжелые руки, бережно держащие меня, вкусный запах мужских духов, перемешанный с дымом кальяна. Мне спокойно и безопасно в этих руках.

Сильный мужчина несет меня, легко и быстро.

Я отключаюсь.

Открываю глаза и тут же со стоном закрываю. Голова болит ужасно, виски пульсируют, и ощущение, будто под веки насыпан песок.

Невозможно даже повернуться, сразу боль усиливается. Кроме боли еще слышу какой-то ужасный монотонный вой, или ной, который забуривается в затылок и добавляет страданий.

Когда я начинаю стонать и хвататься за голову, вой прекращается, а мои губ касается край стакана:

– Вот, выпей, выпей, девочка моя, маленькая моя, как же так, как же так? А-а-а-а-а-а-а-а-а…

Так вот, что это на вой! Ох… Пожалуйста, не надо, прекратите…

Я глотаю прохладный напиток. На языке ощутимая кислинка, молочная такая… Что это?

– Это айран, моя хорошая, ты пей, поможет… Как же ты так? Ай-ай-ай-ай-ай…

Не на-а-а-а-адо-о-о-о-о…

Я еще пью, а потом пробую прекратить вой.

– Не-е-е… – ох, это мой голос? Кошмар какой!

– Что? Что, девочка? Еще пить? На, еще попей!

К губам опять подносят кружку. Я послушно пью.

И затем еще раз пробую голос:

– Не на-до… Пла-кать…

– Ой, ну как же не плакать, девочка моя, как не плакать? Ведь еле живая! Я перепугалась! Что скажу твоему отцу? А маме? Ах, какой несчастье! Ох…

– Не на-до… Го-во-рить…

Я не знаю, о чем она собралась рассказывать моим родным, но чувствую, что не надо! Нельзя!

Без сил откидываюсь на подушку, так и не сумев открыть глаза. Не знаю, кто рядом со мной, по голосу не могу опознать. Кто-то из тёток, похоже.

И это хорошо. Значит, я в доме бабушки.

Но что случилось? Что со мной?

Голова на попытки вспомнить отвечает болью, и я опять со стоном закрываю лицо руками.

– Ох, девочка моя! Девочка! Надо же было так упасть неудачно? И Алия моя тоже… Ах!

Значит, это тетка Аиша, мать Алии и Рустама.

Имя сестры тут же пробуждает болезненные воспоминания.

Наша прогулка, клуб, танцы… Мужчина в мягкой зоне. Напиток. Плохо! Драка! Звериный рев!

И руки, надежные, сильные…

Меня касался мужчина. Куда-то нес… Ох… Что сделал со мной? Почему я ничего не помню?

А сестра? Что с ней?

– Алия… Что с ней?

Язык еле ворочается во рту, кажется, он распух и не помещается!

– Ох, с ней все хорошо! Она не пила спиртного, просто упала…

– Я тоже… Не пила…

– Ладно, девочка моя, пока не будем… Рустам отговорил меня звонить твоим папе и маме… Я не знаю, как ты себя вела у себя дома, что тебе позволяли… Просто здесь мы не разрешаем пить спиртное.. Тем более, девушкам на выданье, невестам! Позор, какой позор!

– Я… не…

– Лежи, отдыхай, моя хорошая. Хорошо, что ничего не случилось плохого.

Я пытаюсь сказать, что не виновата, что ничего не пила и не хотела идти, но сил нет, тетка уходит, а я опять погружаюсь в муторный сон, наполненный мельканием светомузыки, воплями боли и звериным жутким рычанием. А затем я вижу цепкий внимательный мужской взгляд из полутьмы клуба… И проваливаюсь в блаженное беспамятство.

Просыпаюсь только вечером, судя по темени в комнате и за окном. Голова уже не болит, но слабость во всем теле жуткая. Привстаю, ищу телефон. Он совершенно разряжен, не удается даже время посмотреть.

Включаю наощупь ночник.

Оглядываюсь.

Я одна, в доме тихо.

Сажусь на кровати, какое-то время пытаюсь отдышаться, чувствуя ужасную слабость внутри.

Но надо двигаться. Хочется пить, желательно, того напитка, что давала тетка. И надо зарядить телефон. Судя по всему, я проспала полный день, наверно, мама и папа с ума сходят!

Ищу зарядку, включаю телефон.

И удивляюсь на безмолвие.

Нет, в соцсетях полный порядок: Лаура уже десять сообщений прислала, удивляясь, что я не отвечаю ей, Скотт тоже подключился, в нашем общем чатике – безумие и угрозы приехать за мной.

Торопливо отписываюсь, что все хорошо.

Чат тут же взрывается смс с вопросами. Но я пишу, что потом на все отвечу, и выхожу.

Звонков мамы и папы нет.

Так странно.

И страшно.

Неужели, они уже сюда летят?

Но почему не звонили?

Я старательно думаю о чем угодно, кроме произошедшего со мной и Алией этой жуткой ночью.

В памяти по-прежнему нет никаких воспоминаний о том, как я попала в дом бабушки.