Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Теперь можешь говорить? Горло еще болит? – спросил он, наливая себе в кружку эля.
– Немного, – отозвалась Джоан хриплым шепотом и слабым жестом указала на ванну. – Для меня?
– Да.
Это означало, что нужно будет сдвинуться с места. Только не это!
– Никто не знает о больном теле больше, чем каменщики. Завтра утром ты будешь благодарить меня. И еще. Не обижайся, но после гнилых фруктов, что в тебя кидали, и эля, который я вылил тебе на голову, от тебя ужасно пахнет.
– Ты думаешь, от меня? А я думала, это от тебя.
Риз рассмеялся. Похоже, ему понравилась ее попытка пошутить. Успокоившись, он склонился над очагом и посмотрел на нее.
– Я не знал, что ты еще и плитку обжигаешь.
Она почувствовала, что должна объяснить ему что к чему, но постаралась ответить уклончиво. Хлеб и эль восстановили ее силы настолько, чтобы помнить: с этим человеком необходимо соблюдать осторожность.
– Я работаю на плиточника. Это была его плитка, не моя.
К ее глубокому разочарованию это было все, что Риз хотел услышать.
– За рекой? Мастерские старого Ника неподалеку от Саутуорка? Я знаю этот товар. Строители доверяли отцу, но не покупают у сына.
– Товар все еще качественный, если Джордж пьян в стельку, спокойно спит и не мешает. Но бывает и так, что судьба не столь благосклонна. Он нетерпелив и не выдерживает плитку в печи столько, сколько необходимо.
– Поэтому тебе пришлось отдуваться вместо Джорджа за его «художества». Как ты можешь работать на такого человека?
– Когда я начинала, был жив его отец. Ник учил меня ремеслу. Когда Джордж унаследовал мастерские, я стала работать с ним.
– И заодно обжигала там свои статуэтки и горшки. Ты лепишь из его глины? Используешь ее для своих поделок?
Она слишком устала, чтобы проявлять какие бы то ни было эмоции, но предположение Риза задело ее за живое.
– Я управляю мастерскими. Если бы не я, у Джорджа Тайлера не было бы ни гроша. Ему нечего было бы просаживать в тавернах и борделях, где, надо отметить, он пропадает целыми днями. Да, я стараюсь выжить и использую отходы. Ты собираешься обвинить меня в воровстве? Что ж, наказание будет быстрым, я и почувствовать ничего не успею. После того что я пережила сегодня, это будет только облегчением.
– Очень сомневаюсь, что Джордж платит тебе столько, сколько ты действительно заслуживаешь. Но если ты придумала, каким образом скомпенсировать свои издержки, это не мое дело.
Его вежливое согласие не успокоило ее. Она уже жалела, что рассказала ему об этой стороне своей жизни. Джоан убеждала себя, что берет у Джорджа взаймы глину и дрова для печи, но в глубине души, конечно же, знала – это не что иное, как воровство. Наверняка Риз осуждал ее за это. Ей вдруг стало невыносимо больно при мысли о том, что он считает ее воровкой, настолько больно, что это ранило ее самолюбие сильнее, чем сегодняшнее наказание. Умом она понимала, что не было причин для такой бурной реакции. Если Риз работал на Мортимера, он и сам, наверняка, был не без греха, – но это почему-то не помогало.
Она поставила чашку на стол.
– Мне пора идти. Я уже чувствую себя гораздо лучше. Джоан, пошатываясь, встала на ноги, но он тут же бросился к ней и ласково усадил обратно.
– Ты останешься. Поешь, выкупаешься, отдохнешь, а потом отправишься домой.
– Твоя жена вряд ли одобрит такое проявление милосердия. Когда она услышит обо мне, то подумает, что ты осквернил ее благочестивый дом.
Риз поднял ведра и вылил их содержимое в ванну. Облако пара окутало ее, и этого оказалось достаточно, чтобы сломить сопротивление. Джоан показалось, что она слышит, как каждая клеточка ее тела умоляет об очищении. Как же давно она не принимала горячей ванны!
– Еще раз благодарю тебя, – произнесла она. – Это не единственные слова, которые я знаю, но как я еще могу выразить тебе свою благодарность? Поверь мне, она безгранична. Спасибо, что ты так добр.
Он подошел к полке и открыл старую шкатулку.
– Не думай обо мне лучше, чем я есть на самом деле. Кстати, я не женат.
С куском мыла в руках он вернулся к ванне.
– Кроме меня здесь нет никого, кто помог бы тебе принять ванну.
Мысль о Ризе, как о благородном бескорыстном защитнике, улетучилась в мгновение ока. Что-то в нем насторожило ее даже больше, чем слова. Джоан вдруг почувствовала, что они просто мужчина и женщина, которые по воле судьбы оказались вдвоем ночью в пустом доме. К своему глубокому изумлению она поняла, что он как мужчина совсем не был ей неприятен, как многие другие, например лакей Мортимера, скорее, наоборот. Она вся дрожала, но не от страха или отвращения, а от волнения.
– Надеюсь, тебе чуждо чувство ложной скромности.
– Я достаточно скромна, чтобы не позволить тебе помогать мне в столь интимном деле.
– Но я не вижу иного способа.
– Если другого способа нет, я вовсе не буду купаться.
– Но если ты не выкупаешься сейчас, все твое тело будет еще очень долго болеть.
– Ну что ж, тогда я справлюсь сама.
– Очевидно, к тебе возвращаются силы. Ты уверена, что справишься без посторонней помощи?
– Да. Оставь меня, пожалуйста, одну.
Он подошел к сундуку, извлек оттуда полотенце и вместе с куском мыла положил на скамью.
– Я буду в саду. Позови меня, когда закончишь. Может, ты сможешь выкупаться самостоятельно, но уж лестницу тебе в одиночку не преодолеть, это точно.
– Лестницу?
– Да, ту, что ведет в комнату, где ты сможешь выспаться. Вряд ли мне придет в голову отнести тебя ночью к плиточным мастерским, а если ты попытаешься идти сама, то едва ли доберешься до улицы.
– Но я не могу остаться.
Он лишь улыбнулся в ответ.
– Я не собираюсь тебя совращать, Джоан. К тому же какая от этого радость, если ты настолько больна, что не можешь даже самостоятельно передвигаться?
С этими словами он вышел за дверь.
Этот человек, должно быть, считает, что она наивная дурочка. Всем известно, что мужчины не особенно разборчивы и способны получить удовольствие, даже если женщина едва жива. Она немного посидит в горячей воде, а затем пойдет домой, за реку. И думать тут не о чем, не оставаться же ей здесь на всю ночь.
Джоан медленно поднялась. Тупая боль в ногах сразу же дала о себе знать, но, тем не менее, девушка смогла устоять.
Платье было зашнуровано на спине. Джоан попыталась дотянуться до узла, но руки, затекшие от колодок, отказывались слушаться. Ей едва удалось вытянуть их по бокам.