"Нужно за Ватой присмотреть, – решил майор. – Он единственный свидетель…" Эту здравую мысль он и высказал своему шефу Бузыкину.

– Что-о!? Выставить охрану в реанимационном отделении? Ты в своем уме?

– Да вроде с утра на голову не жаловался. Хотя, со стороны видней… А что касается Ватагина, то я очень опасаюсь за его драгоценное для нас здоровье.

– И совершенно напрасно. Мне доложили, что еще неделя, может, две – и его выпишут.

– Я не о том, Игорь Петрович, – Клевахин был озабочен и хмур. – Я боюсь, что до выписки дело не дойдет.

Он "засвечен". Капитально "засвечен". Вата – кончик нити к большому мерзопакостному клубку. Ему просто не позволят давать показания. А они знают, что дожать мы его сможем. Расколется, как миленький.

– Ты хочешь сказать, что Вату могут убрать? – недоверчиво спросил Бузыкин.

– Почти не сомневаюсь. В кладбищенской истории замешаны очень серьезные люди. А они в выборе средств для достижения своих целей не стесняются.

– Чушь! Мне кажется, Николай Иванович, что ты просто насмотрелся американских боевиков.

– У меня телевизора нет, – буркнул Клевахин, поднимаясь.

Сказал и не покривил душой – при разводе жена всю видеотехнику забрала, оставив ему лишь старый "Электрон", который показывал только серую муть и какие-то тени. Новый телевизор он так и не купил.

Впрочем, Клевахин и в былые годы смотрел в основном новости.

– Когда будет результат? – спросил ему вслед Бузыкин.

– Как только, так сразу… – отмахнулся майор. – А по поводу Ваты все-таки подумай. В нашей конторе столько расплодилось бездельников, что хватит не только на охрану офисов "новых" русских, но и на дежурства в реанимационном отделении.

– Подумаю… – отмахнулся Бузыкин, углубляясь в бумаги.

– Ну-ну… – с сарказмом промычал Клевахин. – Великий философ Спиноза. Твою мать!..

Бузыкин сделал вид, что ничего не слышит.

Тюлькин болтал по телефону с очередной "телкой", как он выражался. Их у него было не меньше, чем в колхозном коровнике.

– Ты когда делом займешься, красавец? – поинтересовался майор, поставив ударение в слове "красавец" над последним слогом.

– Извини, дела, – быстро проговорил в трубку Тюлькин и положил ее на рычаг. – Так ведь это… фоторобот готов.

– Да? – деланно удивился Клевахин. – Молодец. Далеко пойдешь. За двое суток провернуть такую работу – не каждому по плечу.

Тюлькин покаянно опустил голову.

– Ладно, замнем для ясности… – Майор ненадолго задумался. – Шурик, ты можешь достать приличную видеокамеру?

– Нет проблем! – оживился старлей.

– А обращаться с этой техникой умеешь?

– Конечно, – не без гордости ответил Тюлькин.

– Тогда вот что, коллега: срочно дуй за видеокамерой и не забудь вставить в нее новую кассету. За час справишься?

– Думаю, да.

– Блин! – выругался Клевахин. – У нас в угрозыске собрались одни мыслители… начиная с Бузыкина. Не думать надо, Шурик, а прыгать, как та самая экспериментальная обезьяна. Прыгать! И запомни: если ты меня подведешь, я тебя по стенке размажу.

– Что вы, Николай Иванович… – обиженно надул пухлые губы старлей. – Ни в жысть!

– Тогда аллюр три креста и перо тебе в одно место.

– Извините, товарищ майор, но зачем нужна видеокамера? Кого снимать будем?

– О-о, братец кролик, ты даже не представляешь какой "бомонд" сегодня соберется. На два часа назначены похороны Кирюхина и Опришко. Вот мы и должны запечатлеть сей скорбный, но знаменательный момент… для потомков. Притом скрытно. Дошло?

– А почему вы не хотите подключить технический отдел?

– Потому как боюсь, что им просто не разрешат это делать.

– Вы шутите… – растерянно улыбнулся обескураженный Тюлькин. – Мы ведь милиция…

– Ага. Прямо в яблочко попал. Милиция. А точнее – угрозыск. И вследствие этого мы под колпаком как у власть предержащих, так и у специфической части общества. Которых в наше время весьма сложно просепарировать, отделив милых овнов от вонючих козлищ. Вот и смекай, как на нас посмотрят, если мы захотим наплевать на важность мероприятия и вылезем на свет ясный со своим предложением.

– Понял… – хмуро кивнул Тюлькин. – Так я пойду?

– Дуй. И смотри – ни пара с уст. Никому!

Старший лейтенант вышел, а Клевахин погрузился в размышления. …И все равно, что-то в этом деле не так, думал он. Неправильно, что ли. Профессиональный снайпер (а в его меткости усомниться трудно) – и какой-то вахлак с динамитом, понятия не имеющий как обращаться со взрывчаткой: эксперты установили, что вставленный в капсюль-детонатор бикфордов шнур обжимался не специальным приспособлением, а зубами, притом абсолютно неквалифицированно. Так обычно поступали очень опытные, но бесшабашные взрывники – малейшая ошибка в определении места прикуса заканчивалась взрывом детонатора, после чего лицо несчастного собирали и сшивали по кусочкам. Но в данном случае речь могла идти лишь о каком-нибудь полусумасшедшем или самоуверенном глупце – спецы управления определили, что до печального финиша с капсюлем ему оставалось всего ничего, какие-то доли миллиметра.

И потом это бесшумное кровожадное чудовище. Очередной "снежный" человек? Ископаемый дракон, нечаянно вырытый бригадой могильщиков? Но, в отличие от этих полумифических персонажей людской молвы, "оно", как выразился Вата, имело вполне реальные клыки и поработало на славу.

Наконец "обнаженная маха". Девица с порезом на груди. Ее какой хрен притащил на кладбище? Неужто она была в одной компании с Кирюхиным и Опришко? Но если так, тогда почему девушка не смылась с кладбища вместе с остальными сатанистами? Кстати, звонок в милицию по поводу бойни на погосте был с мобильного телефона, как раз в аккурат после окончания стрельбы – время событий удалось более-менее точно определить благодаря показаниям жителей Чулимихи, поселка, который ныне стал окраиной города.

Клевахин повздыхал, сокрушенно качая головой, и достал из сейфа вещдоки – найденные на кладбище сумку и зажигалку.

Вещи были старые, таких теперь днем с огнем не сыщешь. Разве что на чердаке какого-нибудь столетнего частного дома. Подобные сумки, настолько помнил майор, носили почтальоны его детства, в начале шестидесятых. С этой обращались бережно, не раз и не два чинили. Скорее всего, она могла быть семейной реликвией. Судя по длине ремня, хозяин сумки не отличался высоким ростом. А что касается зажигалки, то она и вовсе оказалась раритетом – серебряная, с красивым орнаментом и немецким имперским орлом, который некогда держал в лапах свастику; теперь на ее месте был припаян диск размером со старую двухкопеечную монету. На нем виднелась гравировка – "1941– 45". Похоже, хозяин этой трофейной вещицы дошел с боями до Берлина. Решил тряхнуть стариной и самотужки разобраться с сатанистами? Вряд ли – в его-то годы…