игриво сверкнула глазками. – Я ведь очень нравилась вашему папе. Ваши родители уже развелись тогда, и ваш батюшка оказывал мне кое-какие знаки внимания. Но я была замужем, так что… ничего не вышло. А то бы могла стать вашей мачехой. – Дама звонко и весело рассмеялась наподобие седого колокольчика.

Глава шестая

Вещи

В предшествующей главе затронута тема, имеющая значение для каждого детства. Дети (да и не только дети) испытывают эффект очарованности неодушевленными предметами, их завораживают и околдовывают вещи, открывающиеся им как некие миры. Взрослые тоже подвержены гипнотическому воздействию вещей, однако это гипнотическое воздействие, которое взрослые остро ощущают на себе, в большей степени подчинено законам фетишизма. Вещь для фетишиста, как известно, замещает собой иной вожделенный объект, или же она выступает в качестве символического воплощения тех аспектов бытия, к которым тянется взрослое существо. Женщины любят, как принято полагать, драгоценности, украшения, красивую одежду и обувь, аксессуары, домашних животных, детей, красивые флаконы, шкатулки, керамику, мебель, игрушки. Мужчины (согласно общепринятому мнению) любят автомобили и другие транспортные средства, оружие, инструменты (включая музыкальные), спортивные объекты, ботинки, хищников, курительные принадлежности, дорогую или, наоборот, старую и привычную одежду, гаджеты. Все обожают компьютер. Персоны, достигшие в обществе привилегированного положения, любят объекты искусства – эти объекты, как правило, не вполне понятны массам, и обладание ими доставляет коллекционеру сладкое чувство исключительности. Маги и мистики любят предметы силы, объекты, обладающие необычной аурой или силой воздействия. Короче, все эти приверженности обладают социально-психологическими основаниями, по большей части достаточно очевидными, и только дети или же люди, находящиеся в психоделическом состоянии, обожают вещи как нечто неопознанное, поразительно-странное: они воспринимают иногда вполне обыденные предметы как зашифрованные послания, пришедшие из неведомого мира, как артефакты, свидетельствующие о грандиозных событиях, которые навсегда останутся скрытыми, лишь отчасти проступающими сквозь покровы священного неведения.

В какой-то момент я составил список (или, точнее, эскиз списка) тех вещей, которые околдовывали меня в детские годы. Вот этот черновой набросок списка (я не стал включать в него весы, потому что про них я уже рассказал):

Термос

Зонты

Прозрачные и полупрозрачные стеклянные объекты: архаическая соковыжималка (так называемая «лимонница») из зеленоватого стекла

Голландские стаканы с пузырчатыми ногами

Стеклянная корова

Старинные очки

Линзы: микроскоп, подзорная труба, увеличительное стекло

Швейная машинка

Пишущая машинка

Морские раковины и улиточные панцири

Окаменевшее среднее ухо кита (пепельница)

Сердолики, агаты и прочие полудрагоценные камни

Пуговицы

Ордена

Монеты

Гравюры (марки, ассигнации)

Коробки из-под сигар

Бутылки

Шляпы (мечта о цилиндре)

Лыжи

Санки

Лопата для разгребания снега

Секретер

Ширмы и веера

Складной стакан

Радиоприемники с выдвигающейся антенной (звуковоспринимающая эрекция)

Странная штука для монет (туда полагалось вдавливать монеты специальным нажатием пальца)

Металлический перекидной календарь

Тарелки (фарфор)

Ковры

Тапки

Небольшое примечание о зонтах. В ранние годы я рассматривал сложенный зонт как скопище лысых чернокожих жрецов в широких шелестящих одеяниях, собравшихся вокруг изогнутого тотемного столба. Одним движением руки я заставлял этих жрецов, этих магов, теснее прильнуть к молитвенному столбу. Они явно в экстазе совершали таинственный коллективный ритуал, а их святыня вздымалась над ними, совершая высоко над их головами таинственный, крючкообразный изгиб. Я гадал об особенностях этого культа адептов Гигантского Крюка, я воображал себе их мифы, их песнопения, их влажные жертвы. Так я развлекался (впрочем, и сейчас развлекаюсь) в часы ожидания, когда приходилось (приходится) мне скучать в транспорте или в коридоре какого-либо учреждения либо медицинского заведения, куда довелось мне явиться в дождливый день, захватив с собой зонт. И до сих пор, сжимая сложенный зонт рукой, гляжу я на него сверху и вижу этих лысых магов. Чаще всего они чернокожие, но случаются зонты, чьи маги бледноголовы.

Примечание о термосе. Термос, без сомнения, принадлежал к числу культовых объектов моего детства. Он был прекрасен снаружи (китайские термосы славились своими цветами и драконами), но еще прекраснее внутри. Заглядывая в термос, я созерцал зеркальную капсулу, покрытую капельками испарины, оставшимися от недавно выпитого горячего напитка.

Тогда я начинал понимать, что не все зеркала существуют ради отражений. Есть зеркала, ничего не отражающие, предназначенные для сохранения тепла.

Ленин назвал Толстого «зеркалом русской революции». К какой разновидности зеркал следует отнести Толстого? Он отражал революцию или же сохранял ее тепло?

Глава седьмая

Призрак мечты

На каменном парапете набережной сидел небольшой белый кот с хрустальными глазами. А рядом с ним стоял загорелый паренек, который вроде бы добивался чего-то от белого существа.

– Привет! Привет! – настойчиво повторял юноша, всматриваясь в окабаневшую мордочку животного. – Привет! Привет, говорю! Что же ты молчишь?!

Внезапно веселый парень дернул белый ус нечеловека, на что обитатель парапета лениво мяукнул.

– Привет! – настаивал удивительный любитель беседовать с животными.

– Мяу, – ответил кот, когда его снова потянули за ус.

– Зачем вы мучаете бедное животное? – вмешался я.

На это юноша очень бодро и весело ответил, улыбаясь всеми фрагментами своего лица:

– Это мой друг. Он живет здесь и никуда отсюда не уходит. Я его все время кормлю. Еды ему приношу. Но я его не только кормлю, но и воспитываю – он должен со мной здороваться.

Молодой человек расплывался в улыбке, его глаза на бронзовом лице кокетливо хохотали. Я даже не успел внимательно окинуть взглядом этого загадочного отдыхающего, как он уже оставил нас с котом, на ходу крикнув мне, чтобы я приходил вечером в кафе «Степан», что в «Степане» мол дико весело и что его зовут Аким Мартышин.

Когда этот загадочный молодой человек скрылся в аллее, я присел на корточки и, следуя мартышинскому примеру, несколько раз обстоятельно поздоровался с белым котом. Но ответом мне был только безмолвный хрустальный взгляд.

Бездонные, как сладкий космос, глаза кота напомнили мне светящиеся очи Нелли Орловой.

Я вспомнил картину, что висела у Нелли. Картину с изображением старинной виллы. Внезапно я осознал, что не смогу жить, если не отыщу эту виллу.

Я медленно бродил в задумчивости, пока не узрел иную виллу – эта оказалась псевдоготической, заброшенной, с выбитыми окнами, местами заколоченными старыми досками. Ржавая крыша, острая трава на щербатых карнизах. Я подумал о людях, которые когда-то жили здесь.

Передо мной разорванными хороводами пронеслись их вечера. Долетал их смех. Мне казалось, даже обрывки русских и французских фраз шелестели в спутанных зарослях окрест виллы. Хрустящий трепет… Грассирующие снаряды чужой памяти… Но вдруг я услышал уже знакомый мне голос:

– Привет, Кай! – взглянули на меня морские глаза. – Мы теперь будем везде друг друга встречать!

Передо мной стояла девушка, с которой я успел познакомиться на пляже.

Однако можно ли считать знакомством этот пляжный разговор? Я успел заметить пару ее плавных жестов, которые, видимо, она совершала с наслаждением, но, кроме ее предложения убить пятерых неизвестных мне людей, я мало что помнил из нашей пляжной беседы.

– Меня зовут Бо-Пип, – произнесла она. – Все меня здесь так называют. Впрочем, можешь звать меня просто Бо. Знаешь стишок?

Ах, дело не шутка, ведь наша малютка

Бо-Пип потеряла овечек.

Пускай попасутся – и сами вернутся,

И хвостики с ними, конечно.

Бо-Пип задремала и тут услыхала,

Как рядом топочут копытца.

Проснулась – и что же? – ничуть не похоже.

Никто и не думал явиться.

Взяла посошок и пошла на лужок,

И твердо решила найти их.

И впрямь углядела – но страшное дело! –

Ведь хвостиков нет позади них.

Давно это было, и долго бродила

Бо-Пип, и скажите на милость –

За рощей кленовой, на ветке