У меня было сотни ответов, но ни один не звучал так правдиво, как прозвучало бы: «Я, кажется, влюбилась в Питта Сайверса».

— Лимма, ты понимаешь, о чем я говорю? — сердито вымолвил Баргер, скрещивая на груди руки. — В Каптике за место в этой лаборатории сотни студентов готовы продать душу.

— Я исправлюсь.

Мужчина громко и устало вздохнул.

— Исправишься? Не вижу к этому никаких подвижек. Если так продолжится, я буду вынужден сообщить Хейвуду.

Он был вправе сделать это уже сегодня.

— Я не уверен, что ты настолько одержима наукой, как должно ученому. Может, ты выбрала не ту стезю, Лессон? Может, твое призвание стать женой и матерью и печь пироги мужу? Если так, то незачем терять время и занимать чье-то место. Подумай об этом.

Мои щеки пылали от стыда. Наверно, за всю жизнь я не слышала ничего более унизительного.

— Меня интересует исключительно наука, доктор Баргер.

— А может, тебя интересует что-то другое? Вчера биоинженерия, сегодня мальчишка из местной команды, а завтра еще что-то?

Я едва не вскочила со стула, но вовремя опомнилась.

— Моя личная жизнь… — начала я, но мужчина бестактно перебил:

— Твоя личная жизнь никого не волнует, пока не ставит под удар работу, за которую здесь отвечаю я.

Доктор Баргер отлично умел читать нотации, особенно если был безоговорочно прав. Я слишком сильно увлеклась Питтом, что не могло остаться незамеченным.

— Я даю тебе последний шанс, — произнес мужчина, отталкиваясь от стола, — ты должна понять, к чему стремишься и чего хочешь от этой жизни. Расставь приоритеты.

После ухода Баргера я еще несколько минут сидела в полной тишине, сжав кулаки. Не думала, что когда-либо настанет день для подобного разговора. Это словно кошмар, в который я попала после грез о Сайверсе.

Я совершенно не злилась на Баргера. В некотором роде вся его жизнь крутилась вокруг науки, и он прекрасно знал, что значило посвятить себя ей полностью. Он был женат, и его жене, убеждена, впору возводить памятник. Баргер никогда бы не смог ценить ее больше, чем то, над чем он ежедневно трудился в лаборатории.

Лучшим примером самоотверженности была моя мать.

Гарверд любила работу больше, чем кого-либо: Дейну, меня, собственную жизнь. Не будучи прикованной к креслу, она выпадала из жизни на долгие месяцы, пока работала над каким-либо проектом. Ее не было со мной в детстве, и меня воспитывала Дейна, которая ревниво относилась к любым отсутствиям моей матери. Я помню их скандалы, вечное непонимание и упреки, которые они сыпали друг на друга.

Теперь же моя мать терпеливо выполняла все, что говорила ба.

После беседы с Баргером я чувствовала себя раз — битой чашкой. Мысли о Питте стали казаться преступлением. В одной плоскости не могла существовать ответственная Лимма-стажер и рассеянная Лимма-влюбленная-дурочка. Кому-то из них придется уступить место.

Сайверс заехал за мной ровно в семь. К тому времени я была полна решимости поставить точку и уничтожить какую-либо из моих ипостасей.

Питт, как всегда неотразимый, встречал меня, стоя у машины. Увидев его, я испытала легкую слабость и прилив крови к щекам. Платье, в которое я вырядилась, стало жутко неудобным.

— Привет, — парень нерешительно приблизился, обхватывая ладонью мои пальцы.

Поразительно, каким он мог быть неловким и взволнованным. На футбольном поле он был подобен богу, а здесь, со мной, нервничал, как мальчишка!

Рядом с ним я все время думала о сексе. Грязно и постыдно, как самая последняя дрянь! Это было большой проблемой, потому как воплотить все то, о чем мечтала, я боялась до смерти. Даже прикосновения вызывали в моем организме настоящий шок, свойственный разве что слабоумным.

— У тебя такая нежная кожа, Лимма…

Питт наклонился ко мне, скользнул сухими губами по виску к уху и зашептал:

— Хочешь чего-нибудь необычного сегодня?

В голове не осталось ни одной мысли, только вспышки острых ощущений, заставляющих сердце биться втрое чаще. И это было так приятно, что я не смела дышать.

Мужские губы прижались к моему уху и открылись, влажный горячий язык коснулся мочки. Такая откровенно идиотская ласка заставила меня трепетать от возбуждения.

— Лимма… Лимма… — зашептал Питт гортанно, тихо и жадно.

Он отстранился, чтобы взглянуть на меня. Взглянуть прямо в глаза, на дне которых искрились запретные желания. В выражении его лица не было и намека на пошлость, напротив, Питт был серьезен как никогда. Он вновь приблизился, медленно и вожделенно. Его глаза горели, как два уголька.

Он заставил меня широко раскрыть рот, как если бы я хотела откусить гамбургер, а затем вторгся языком, разрушая в моем сознании все рамки приличного. При этом его руки, ставшие вдруг грубыми, стиснули меня, прижали к себе. Все происходящее вышло из-под моего контроля, словно попавшая в паутину бабочка еще могла что-то контролировать. Поясницей я почувствовала обжигающую сталь автомобиля, к которому мы прислонились, а затем Питт ткнулся в меня… прижался бедрами так сильно, что я почувствовала его эрекцию.

— Вот черт, — вспыхнув, я отпрянула. Довольно резко, надо сказать.

Я все еще чувствовала его вкус, тонкий мускусный запах лосьона для бритья, ощущала, как горят и пульсируют губы.

Секунда растерянности. Мы оба думали, как сгладить момент.

— Прости, я слишком увлекся, — виновато проговорил Питт, распахивая дверцу машины, — поедем куда-нибудь?

Меня колотила дрожь. Казалось, я только что спрыгнула с парашюта, а не целовалась с парнем. И не просто целовалась! Питт Сайверс возбудился, черт возьми!

— Да… — смущенно пролепетала в ответ, — как хочешь.

Мой взгляд метнулся в район его ширинки. Вот проклятье!

— Тебе надо быть дома в девять?

Ровно в девять, как чертовой школьнице.

— Да.

— Тогда я знаю, где тебе понравится, Лимма, — лукаво усмехнулся парень. — Запрыгивай в машину.

Питт водил уверенно и непринужденно и был безумно притягателен за рулем. Он спокойно болтал ни о чем, перестраиваясь из ряда в ряд, а я наблюдала за его руками, представляя, как они блуждают по моему телу.

— И куда мы едем? — спросила, переводя взгляд на его идеальный профиль.

— Увидишь.

Ему хотелось порадовать меня. Господи, если бы я знала, что Питт Сайверс может быть таким романтиком!

Пирс «Южный пик». Морские волны разбивались о скалы, надвигающиеся сумерки сходились над горизонтом, а пылающие лучи заходящего солнца устилали трепещущую дорожку на морских гребнях. Рай для влюбленных. А вместе с тем здесь была довольно уединенная бухта с закрытым каменистым пляжем.