Майкл говорит, что мутирующие особи как-то могут соединять тела друг друга. Я слышала об этом от мистера Беринара, но из его уст это звучало не так жутко. По словам Майкла, несколько мутантов могут слиться в одного, не как вода из одного стакана в другой. Нет. Немного иначе. Например, монстры могут встать друг к другу спиной, и спины их срастаются, сверху залезает ещё пара и так далее, таким образом три года назад они и попали в Возрождение. Построили живую лестницу из своих тел и перелезли через ворота. Они делали это так быстро и слаженно, что люди, патрулирующие стены, даже не успели поднять общую тревогу. Кроме этого, эволюционирующие твари могут подойти друг к другу и, прижавшись плечами, срастаются воедино, и вот на тебя уже несется не просто измененный человек, а машина для убийства на четырех ногах, с двумя руками с двумя ртами, которые хотят тебя сожрать. Майкл говорит, что их нужно убить до момента слияния, иначе, шанс выжить равняется где-то десяти процентам.

Казалось бы, это невозможно, но такова наша реальность. Ученые, что засели в Возрождении, говорят, что скорее всего к таким феноменальным способностям привела именно мутация клеток мозга. И благодаря этому, твари стали не просто мыслящими, но и опасными. Их мозг способен не только командовать телом, но и каждой клеткой в частности.

Слушая разговор Майкла и Кейт, я ещё плотнее прижалась к Истону, словно он может спасти меня от жутких мыслей. Что случится со мной, если я когда-то встречу эволюционирующего? Я и перед обычным впала в ступор. Я не готова к реалиям нашего мира. Мне было спокойно в Кресте и Подземелье, я всегда знала, что там безопасно. Но сейчас я за пределами мирной жизни. Это сравнимо с неумеющим плавать, выброшенным в океан.

Наконец вдалеке виднеется город. Высоченные стены взмывают ввысь, на смотровых башнях, словно маяки, стоят прожекторы. В ночное время они позволяют просматривать территорию за периметром, и порой помогают случайным путникам найти спокойный оплот среди окружающего ужаса.

Медленно едем по накатанной дороге к воротам Креста. На кого-то это место наводит жуть, но для меня это родина. Даже при виде тысяч крестов, что стоят вокруг городских стен, первое слово, что приходит мне на ум, – дом.

Кресты завораживают. Есть маленькие деревянные, наклоненные в разные стороны. Присутствуют и огромные металлические. При каждом возвращении домой мой взгляд падает на два креста. Они особенные. Особенные для всех жителей родного города. Один маленький и очень старый, а второй огромный и ухоженный. По сути, именно второй крест является монументом веры и молитв горожан. К нему приносят свечи и записки. Люди читают молитвы и сжигают послания для тех, кто больше не ходит по земле.

Есть легенда, что в первый год после появления не мертвых, Преподобный – первый правитель Креста – поставил маленький крест. Это было более шестидесяти лет назад.

Раньше у города не было таких высоких стен, и не все нападения тварей получалось остановить. В первый год погибло очень много людей и особенно детей. Сыну Преподобного – правителя Креста – было всего три года, когда не мертвые растерзали его на глазах у отца и матери. Через пару дней, когда выжившие пришли в себя, Преподобный вышел за пределы разрушенной стены и поставил первый крест. Он долго молился и лил слезы о своём мальчике, которому не суждено увидеть жизнь. Люди подходили к нему и выказывали сожаление, но он никого не слушал и долгие часы разговаривал с маленьким незатейливым крестом. Удивительно, но за всё время, что он читал молитвы, никто не напал на город. После этого данная процедура стала ритуалом, данью памяти детям, что не увидели жизни. К сожалению, жене Преподобного не удалось справиться с потерей единственного ребенка, и через месяц женщина вскрыла себе вены прямо у этого креста.

Шло время, люди погибали, а кладбище разрасталось.

Кресты стали ставить не только в память о погибших детях, но и взрослых. Сам Преподобный умер чуть больше пятнадцати лет назад и Саито Фудо, который был советником среди городов, воздвиг в его честь самый большой крест и расположил его рядом с первым. Говорят, Преподобный верил, что встретит сына и жену после смерти.

Подъезжаем к открывающимся воротам, и я отвожу взгляд от самого большого креста. В мире всегда было место для горя, а апокалипсис и вовсе вознес печаль и утрату на сановный пьедестал.

Оба внедорожника останавливаются, и я сразу же открываю дверь машины. Не думая об остальных, бегу в сторону дома. Никто меня не останавливает и не окликает. Пробегаю по знакомым улицам, поворот за поворотом, дом за домом. На секунду останавливаюсь у отчего порога, и сердце сжимается от ностальгии.

Дом моего детства.

Именно здесь я устраивала пакости и шалости. Ребенком я была куда более храброй и безрассудной, чем сейчас.

Взбегаю по ступенькам, открываю дверь и тут же слышу голос мамы:

– Что тебе непонятно?! Я сказала, собери отряд и отправь его за Майклом! Завтра же!

– Миссис…

– Да заткнись ты уже! – кричит мама, и буквально через мгновение добавляет обманчиво спокойным голосом, – я сказала, ты сделал. Именно так это работает, Гриро.

Оппонент не отвечает, слышу скрип отодвигающегося стула и приближающиеся шаги. В коридор выходит мистер Гриро, друг папы и его правая рука. Увидев меня, темноволосый мужчина выпучивает глаза и улыбается:

– Боже, Джил, каким судьбами?

Обнимаю огромного Гриро и отвечаю:

– Соскучилась по дому.

Друг папы шепчет:

– Твоя мать снова бушует, беги к ней и раздобри сердце мегеры. – Он часто так называет маму, но слово "мегера" в его исполнении – это комплимент.

Улыбаюсь ему и вхожу на кухню. Мама стоит ко мне спиной. Она, как всегда, одета в военную форму. Она говорит, так ей удобнее. Черные штаны с множеством карманов, синяя майка и черные, начищенные до блеска, военные ботинки. Темные волосы собраны в высокий хвост. Она стоит, уперевшись руками в кухонный стол. Вся её поза сквозит напряжением.

Тихо стучу о косяк, и мама поворачивается. Серьезное лицо сразу становится уязвимым. Подходим к друг другу и обнимаемся. Вдыхаю родной запах и ещё сильнее сжимаю маму в объятиях.

Я так скучала.

Какой бы взрослой и самостоятельной я себя не считала, рядом с мамой и папой я всегда маленькая девочка. Ощущаю себя таковой и мне это нравится.

Если бы вы увидели маму, то никогда бы не догадались, что больше девятнадцати лет назад она родила ребенка. Она не выглядит на свой возраст, ей от силы можно дать лет тридцать, то же самое с папой и мистером Хантером. Дрянь, что досталась им от тварей, сохраняет их силу и молодость. Но этого не скажешь о Саманте – жене мистера Хантера, я слышала их с мамой разговоры, и она очень переживает по поводу появляющихся морщин и редких седых волос.

– Ты дома, – говорит мама и, отстранившись от меня, разглядывает моё лицо. – Детка, ты прекрасна. – Улыбка мамы вздрагивает. – Сколько сердец разбила?