– Интересный замах, – заинтересовался Александров. – Выкупаешь, или сливаешься?

– Двести лимонов он требует кэшем, остальное – вносит. Костя, тут все должно сложиться органично. Цены будут только расти, время больших инвестиций, а кругом мелкота, вечные споры из-за лесосек, кругляк, который под шумок как гнали финнам, так и гонят. Нужна пара реально крупных игроков, которые снимут сливки с консолидации отрасли, и Жмужкин это прекрасно понимает.

– Схема какая?

Жмужкину, по словам Скляра, не хватало для красивой жизни миллионов двухсот кэша, и он мечтал продать дольку в одном или в обоих своих комбинатах. Это было не реально, потому что к Боре Жмужкину, известному жлобу, никто бесправным младшим партнером на десять-пятнадцать процентов не пойдет. Скляр обхаживал Борю долго и убедил, что путь к искомому кэшу может лежать только через объединение его комбинатов с активами Скляра. А чтобы двум хищникам было не стремно в одной клетке, нужен дрессировщик. Пассивный, спокойный финансовый инвестор, который не будет лезть в производство, не станет сажать своих пацанов на распил. Ему придется платить дивиденды, он потребует отчетность в белую, аудиторов и прочее. А как иначе? Либо своих ребят на распил, либо дивиденды и общая гармония.

Жмужкин к идее отнесся с интересом, более того, сам предложил Русмежбанк третьим партнером – деньги там есть, Александров с Трофимовым – люди влиятельные, все респектабельно. Эту, в сущности простую и понятную идею, Скляр и Жмужкин перекладывали в структуру холдинга уже больше полугода, потому что Жмужкин считал и пересчитывал свои и скляровские активы со свойственным ему жлобством и подозрительностью.

Скляр придвинул к себе листок, стал чертить квадратики, стрелочки, делить квадратики на паи… Александров и Коля с трудом успевали следить за метаморфозами этих, нарисованных на бумаге, активов…

– Мы его выкупаем, на развитие даем или что? – Коля перебил Скляра

– На бумаге вы не догоняете, я вижу. Объясняю все на пальцах!

Платон, оттолкнул от себя исчерканный лист бумаги, вскочил, снова принялся мерить переговорную огромными шагами. «Одержимость, – подумал Александров, – вот что в Скляре покоряет. Или отпугивает. Он так торопится, как будто каждый день – последний в его жизни. Плодит проекты, идя по головам, наживая врагов, и плюет на это». Именно за одержимость Александров и любил Скляра. Или почти любил, что в бизнесе одно и то же. Но добром Скляр не кончит, это точно. Слишком уверился в собственной неуязвимости…

– Жмужкин на эти доли никогда не согласится, – произнес он, выслушав Скляра.

– Тогда бы я сюда не прилетел. Тем более, что доли пока – все это условно. Безусловны лишь два факта. Факт первый – нам со Жмужкиным вдвоем договариваться бессмысленно. Факт второй – больше, чем на блокирующий пакет, то есть на двадцать пять процентов, вы не вложитесь, а Жмужкин как держатель контрольного пакета никого не устроит. Вот такая неэвклидова геометрия. Цифр, в сущности, не нужно.

– Хочешь сказать, Жмужкин отдаст контроль? Никогда не поверю, – вмешался Коля.

– Коля! Нельзя же и кэшем две сотни лимонов получить, и вас в партнеры затащить вместе со мной, и еще при контроле остаться? Так не бывает!

– Вы хоть по оценке его и твоего хозяйства сошлись? – спросил Александров.

– Мы в главном сошлись, и это я уже вам объяснил. Объединяться, иметь доступ к большим деньгам, дальше расширяться и подтягивать новые активы. Как мы поделим доли – вопрос непринципиальный…

– Не фига себе «непринципиальный», – перебил Платона Коля. – У тебя, Тотоша-Платоша, пока какая-то дикая картина. Ты даже нам ее объяснить не в состоянии…

– Что вы еще не поняли? Мне вам до третьего знака после запятой рисовать? Ясно, что вам – двадцать пять. Ясно, что остальное – нам с Борей. Уж он-то за каждый знак после запятой будет торговаться и пить из меня кровь.

А ваш вопрос – принять принципиальное решение, что вы идете на четыреста миллионов с нами в долгий проект на четыре года. Мне нужен холдинг с капитализацией не меньше двух миллиардов, ясно? И вы в нем всего за четыреста миллионов получаете двадцать пять процентов. За четыреста получаете активов на пятьсот. Что не устраивает?

Скляр сел, снова придвинул лист бумаги, стал зачеркивать прежние квадратики и стрелочки и поверх них красным фломастером рисовать новую картину в цифрах.

– Я еще раз прошерстил отрасль, прикинул… Покупаю Листвянский комбинат. Стоит он полтинник, но возьму за сороковник. Собственник там – мудель и трус. Он и по экологии накосячил, и штрафами за незаконную вырубку обвешан, как елка игрушками, и через таможню его можно прижать, и через налоговую. Мучительно душить его не собираюсь, для него отведено времени на один доходчивый разговор. Одновремененно покупаю и половину Самбальского.

– Какую именно половину? – заинтересовался Александров.

– Не ту, которая у старика Франкенштейна. Знаешь, о ком я говорю?

– Уже знаю, – вздохнул Александров.

– Это старик-основатель комбината, – пояснил Платон Коле. – На самом деле, у него выкуплю что-то тоже, но позже и дешевле, чем сегодня. Через три недели на торгах покупаю четверть Самбальского с аукциона и еще столько же у этого… сидит там… заглючило… Костя, как его?.. Он еще к тебе все время шастает. Молодой, но шустрый… С личиком таким ясным и с девическим румянцем. Лисицин? Волков?

– Заяц, – вздохнул Александров.

– Точно! Заяц. Зайца, у которого двадцать пять, выкупаю в пределах десятки, а Листвянский беру максимум за сорок у муделя… Этого я помню фамилию… Чернявин… Редкая гнида, но вы его, наверное, не знаете.

– И что в итоге результата? – спросил Коля.

– Вот смотрите, – Платон повернул свои расчеты, чтобы Коля с Александровым лучше видели. – Сейчас все изображу. Даже нарисую…

Платон увлекся рассказом. Кривая первых двух лет, потом взлет… На промплощадке Самбальского завод по производству мелованной глянцевой бумаги. Это как раз Александров уже слышал на днях от Зайца. Он допил чай, прошелся по комнате, подошел к окну.

По улице прогуливалась нарядная миланская публика. Как они тут умеют одеваться, с каким стилем! Стиль, вот что главное в рассказе Скляра. Идея объединения лесных предприятий, значит, носится в воздухе. Заяц и тот, второй… как его… Чернявин… Те корпели, потели, считали до седьмого знака после запятой, принесли в клювике. Но видно было, что Заяц подвирал, недоговаривал. Ясно было, что как только Александров согласится идти с мелкими в холдинг, начнутся разводки, торговля его именем…

Скляровские широкие мазки и неэвклидова геометрия раздражали, но, надо признать, Скляр начал с главного – со Жмужкина. Сейчас ему позарез нужен третий партнер с деньгами. И он пришел к Александрову – единственному, наверное, кто на слово ему поверит. Потому что уверен: Скляр его не кинет. Потому что знает: Скляр считает хорошо и договариваться умеет. Хотя, кстати, при всем своем масштабе мелочами-то совсем не пренебрегает, когда до дела доходит. Наглый, жестокий, напористый, а хватка железная – все просчитывает, трет и трет детали, проверяет логику, умело ставит задвижки, затворы, капканы. Сдержки и противовесы, как любят теперь говорить. Не хуже них с Колей.