Вейнанд даже не шелохнулся, лишь усмехнулся мрачно:

— Вот видишь, когда захочешь, умеешь сделать больно.

От его слов сердце неприятно закололо.

— Шейр сейчас говорит о боевых приёмах?

— Скорее, о твоих капризах и сумасбродных желаниях, — взгляд серых глаз обжёг холодом.

А во мне вдруг заярилось пламя.

— Как ты не понимаешь, мои желания теперь уже не имеют значения!

Он шагнул ко мне, стирая незначительное расстояние, что было между нами. Жаль, что так же легко нельзя было стереть, уничтожить разверзшуюся между нами пропасть непонимания.

— Именно твои желания и привели нас к этому. Тебя и меня. Теперь ты станешь его любимой игрушкой, и я ничего не смогу с этим поделать. Не смогу тебя защитить.

— Меня не надо защищать, — буркнула, опуская взгляд. — Не надо.

Не знаю, что задело сильнее: слова про игрушку или горечь, прозвучавшая в его голосе.

— Любить тебя ты тоже запрещаешь? — Он горько усмехнулся. — Увы, это не в твоей власти, Лайра. Да и я уже ничего не могу с этим сделать.

Лёгкое, почти невесомое прикосновение пальцев к подбородку отозвалось во мне дрожью. Сильной, сладкой, какой-то дурманной. Стыдно признать, но у меня с запретами тоже дела обстояли печально. Как и с силой воли, как и...

Дверь за спиной скрипнула, и я отскочила в сторону, словно неведомая сила отшвырнула меня от него. Обернувшись, к своему удивлению увидела адмирала Невертона. Странно, но ректор при виде меня не стал хмуриться, а наоборот, радостно улыбнулся, как если бы я была его давней знакомой, с которой повстречался после долгой разлуки.

— Уже закончили?

— Ещё нет, — хмуро отозвался Эскорн. Подойдя к лавке, схватил флягу с водой и сделал несколько жадных глотков.

— Придётся сегодня закончить пораньше, — всё так же медово проговорил ректор. — У шиари Ноэро до ужина есть важное дело. Метка.

Горечь, всего несколько мгновений назад затопившая сердце, притупилась под налётом радостного возбуждения. Метка! У меня появится мой собственный знак, как символ принадлежности к чаровикам Эргандара. Не купленный на свой страх и риск, а заслуженный, родной.

— Вам, я так полагаю, ещё надо привести себя в порядок? — Невертон скользнул по мне внимательным взглядом, и я почувствовала, как щёки заливает румянец.

Понятно, что у меня на лице не написано, о чём мы только что тут говорили, и уж точно главе академии неизвестны ни мои мысли, ни желания, но почему-то вдруг захотелось от него отвернуться или и вовсе сбежать из зала.

— Мне бы в душ, но я не знаю... — Я замялась.

— Обратитесь к коменданту. У вас будет отдельная от остальных кадетов душевая, — догадался, что у меня за проблема, ректор и, уже выходя, добавил: — Жду вас в своём кабинете, шиари. Не задерживайтесь.

— Я могу идти? — обернулась к генералу.

Он кивнул и стал переодеваться, больше на меня не глядя. А вот я бросила на него последний полный горечи взгляд и поспешила исчезнуть, пока напряжение между нами не достигло критической отметки.

 Глава 4

Опасаясь вызвать недовольство шейра Невертона, я не стала искать коменданта. Быстро обмылась у себя в комнате над раковиной, пригладила волосы и, надев свежую рубашку, помчалась за меткой. Бежала, на ходу застёгивая мундир и думая о том, что меня всё глубже затягивает в новую жизнь. Ну прямо как в трясину или в паучьи тенёта...

Ни одно из сравнений не вызвало радости, поэтому я запретила себе об этом думать. По крайней мере, не сейчас, когда от волнения сердце и без того готово подпрыгнуть к горлу или ухнуть к ногам, как в пропасть. Оказавшись у знакомых дверей, тихонько выдохнула, постучала.

— Заходите, — раздался мягкий, словно бархатный, голос начальства.

В кабинете ректора меня ждал, собственно, сам ректор, всё такой же дружелюбный и улыбающийся. Никак успел пообщаться с императором... Помимо него в дальнем углу обнаружился полковник Клерт. Даже под покровом из полумрака он выглядел так, словно его сюда тащили в кандалах. Мрачный, угрюмый, раздражённый. Всё происходящее ему явно не нравилось. Лица других двух военных оставались бесстрастными. Я встречала этих чаровиков в коридорах академии и на поверках, но имён не знала. Кажется, они преподавали у старших отрядов.

— Отлично, шиари Ноэро, отлично, — пробормотал Невертон, снова меня оглядывая, как диковинку, привезённую из смертоносных джунглей Джагаба или знойных пустынь Креоры. — Спасибо, что не заставили ждать.

Ого! Меня ещё и благодарят!

Я неловко кивнула, хотя, наверное, следовало вытянуться в струнку и поприветствовать шейров согласно военному этикету. Но было поздно. Ректор уже указал на кресло, в которое я, напряжённо сглотнув, опустилась.

— Полковник Клерт и капитан Ламберт будут свидетелями, а капитан де Гер наложит метку. Это стандартная процедура при поступлении в академию. — Чаровик тихонько хмыкнул. — Будем считать, что вы поступили сегодня.

— А что станет с... прежней меткой? — спросила я несмело.

Ректор нахмурился:

— Её удалят и по остаткам чар разыщут того, кто вам её дал.

Мне не понравились ни колючие нотки, прозвучавшие в его голосе, ни ставший вдруг колким взгляд.

— И что с ним сделают?

На мгновение черты лица возвышавшегося надо мной мужчины исказила гримаса презрения, адресованного, понятное дело, не мне, а тому, кто продал свою принадлежность к самой лучшей академии империи.

Совладав с чувствами, Невертон улыбнулся:

— Об этом вам не стоит беспокоиться. — И обернулся к парочке капитанов. — Предлагаю не терять время и начинать. Шиари ещё не ужинала.

Ко мне приблизился шейр де Гер, попросил протянуть руку. Что я и сделала, дрожащими от волнения пальцами подтянув рукав мундира и белоснежную манжету.

— Выдохните, шиари, — с едва заметной усмешкой сказал мужчина. — Больно не будет. Почти.

— Боли я не боюсь. — Вскинув взгляд, посмотрела ему прямо в глаза, и чаровик на мгновение улыбнулся. А потом, снова приняв бесстрастный вид, коснулся пальцами моего запястья. Под его прикосновениями символы древнего адарийского языка, сплетающиеся в замысловатый блёклый узор, вспыхнули, замерцали и тут же стали гаснуть, как будто выцветая. Запястье немного пекло, но больно не было.

— А теперь повторяйте за мной, — скомандовал чаровик и я послушно повторила за ним слова всё того же древнего языка, с восторгом и волнением наблюдая, как по запястью снова начинают виться, сплетаясь, ажурные знаки. Точно такая