Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Привет медицине! — Попов и Яблоков были давно знакомы. — Давайте, друзья, выпьем за Иваныча. Без него мы, правда, как без рук.
— Охотно! — подхватил Борис. — За вас, Иван Иванович, за ваше здоровье!
— Спасибо. — Старик с достоинством принял из рук Сергея рюмку, осушил ее одним глотком и поискал глазами, чем закусить.
— Прошу! — Сергей подал ему на вилке соленый корнишон.
— Благодарствуйте! Эх, ребята, гляжу я на вас — молодые, красивые, умные — душа поет! Я ведь тоже был таким. Диссертаций, правда, не писал, но обо мне писали, было дело.
— Серьезно, Иваныч? Расскажите! — попросил Борис.
— Было это в пятьдесят пятом, я только «капитана» получил, почти четыреста метров с нераскрытым парашютом летел. Заметка называлась: «Воздушное счастье». Дурацкое название, — фыркнул Иваныч.
— Сколько?! — вытаращились на старика «ребята».
— Четыреста, даже с гаком. Парашют, мать его за ногу, не раскрылся! Я туда, сюда — заклинило кольцо, хоть ты плачь. Ну, все, думаю, конец. А помирать-то неохота, тридцатник только разменял. Что делать? Богу молиться — веры нет, да и молитв не знаю, отучен советской властью. Глаза закрыл, вспомнил вдруг бабкино «на все воля Божья» и — упал.
— Куда?! — обалдели слушатели. ¦
— В стог сена, — рассмеялся Иваныч. — Точным попаданием в центр.
— И что потом?
— Отделался компрессионным переломом. Провалялся два месяца в больнице и снова как огурец. Но в строй, правда, не вернулся. Комиссовали.
— Вот и не верь после этого в Бога, — заметил Сергей.
— Бог-то Богом, а сметали тот стог колхознички человечьими руками, — ответил польщенный вниманием старик. — От така правда, ребятки, ускочив, як жаба в жар.
— А вот и мы! Уже не ждали? — Легкая рука ласково Шлепнула Бориса по макушке. Глаза жены сияли, на щеках горел румянец.
— Садись, Аллочка, — засуетился Иваныч, — место твое занял, прости старика.
— Сидите, бога ради!
— Нет, пойду. Я и так разбалакался, як свыння з гускою. Пошли, Семеныч?
— Ну дела! — Ошарашенный Борис смотрел им вслед. — Сталкиваешься нос к носу с человеком каждый день и даже не подозреваешь, какие чудеса были в его жизни.
— Судьба! — философски заметил Сергей.
— Разрешите?
Над Аллой склонился молодой брюнет. Высокий, подтянутый, хорошо одетый, с темными миндалевидными глазами. Лощеный хлыщ, на которого западают бабы. С холодным взглядом и хорошими манерами. Каким Макаром этого чужака сюда занесло?
— Моя жена не танцует, — холодно ответил Глебов. Миндалевидные глаза прошили шилом.
— Извините. — Ледяная улыбка тронула тонкие губы, и незнакомец неспешно удалился.
— Ты его знаешь? — спокойно спросил Аллу. — Кто это?
— Понятия не имею, котик! Один раз всего станцевала.
Бориса передернуло — опять этот идиотский «котик».
— Потанцуем?
— Конечно, милый! — обрадовалась она.
Музыка, как всегда, грохотала, но играли неплохо — плавную мелодию, под которую приятно двигаться. Где-то среди танцующих мелькнула темная голова с идеальным пробором. Остаток вечера, слегка смазанный хлыщом, прошел весело. Первый танец потянул за собой остальные, напрасно он сидел, как приклеенный к стулу. Народ полностью расслабился и выдавал тосты, что Овидий — поэмы. Колючий взгляд подзабылся.
— Серега, может, исчезнем? По-английски.
— Согласен.
— Девчонки, встаем и незаметно уходим. Довольный квартет вышел на освещенную улицу.
Поздний июньский вечер был тихим и теплым, небо расщедрилось на звезды.
— Красота! — вдохнул свежий воздух Борис. — Ал, двигайте к машине. Мы перекурим. — Он достал из кармана пиджака ключи и протянул жене. — Через пару минут подтянемся. Найдешь машину? Я ее здесь, в переулке оставил.
— Борь, сколько можно дымить? Не надоело?
Он молча смотрел на жену, ожидая, пока та возьмет из протянутой руки ключи. Алла вздохнула.
— Упрямый ты, Глебов!
— Борька, а я ведь где-то видел этого типа, — задумчиво сказал Сергей, когда Алла с Галиной направились к машине. — Что-то вертится в голове, с ним связанное. Неприятное что-то… Нет, не вспомню, заклинило.
Покурили, обсуждая везение Иваныча, и не спеша двинули к машине.
— Далеко оставил, — заметил Сергей, когда они вошли в тихий переулок.
— Забито все, не припарковаться.
И тут раздался тихий свист, их обступило четверо.
Били молча, методично, беззлобно, словно выполняли привычную работу. Под дых, по почкам — жестоко и со знанием дела. Напали беспричинно, внезапно, а потому застали врасплох. Но не испугали. И двое так же молча защищались. Наносили ответные удары, стараясь держаться вместе и не поворачиваться к противнику спиной.
— Помогите! — раздался женский крик, и Галина ринулась к дерущимся, храбро размахивая туфлей с каблуком-шпилькой.
— Сука! — коротко бросил чей-то злобный голос.
И тут Борис испугался — за Галку, за Сергея. От сыпавшихся на него ударов было не больно — противно. И еще злила непонятная беспричинность этой тупой бессмысленной драки. Боковым зрением он вдруг увидел спокойно стоявшую в сторонке высокую мужскую фигуру с идеальным пробором. Негромкий свист — и нападавшие растворились в темноте.
— Сереженька, милый, за что они вас так? — Галина всхлипывала, вытирая прозрачным рукавом блузки кровь с разбитой губы Сергея. — Ты видел, как я долбанула одного каблуком по башке? — похвасталась она сквозь слезы.
— Борь, а я ведь вшпомнил его! — прошамкал Сергей, выплевывая зуб.
— Кого? — не понял Борис.
— Хлыща, который приглашал твою Аллу.
Январь, 2003 год
«4 января.
Вчера — по предварительной договоренности — встречалась с киношниками. Клялись-божились уложиться в полчаса, проговорили сорок минут. Забавные.
Милые. Интеллигентные. Совсем не похожие на моих заполошенных экс-коллег. Пунктуальные, что приятно удивило: явились минута в минуту. О режиссере и говорить нечего, известен всем: умница, море обаяния, в жизни гораздо интереснее, чем на экране. Тамара, подавая чай, пылала маковым цветом — давняя поклонница и фанатка вересовских фильмов. После их ухода все сокрушалась, что сейчас таких режиссеров нет, а потому она и в кино не ходит: смотреть нечего. Оставшиеся полдня моя помощница бродила сомнамбулой, со счастливой улыбкой — автограф взяла. Смешная! Народ сразу просек, что «цербер» сегодня явно не в себе. Актриса — скромна, вставляла робкие вопросы, тихо попивая чаек. Чем-то напомнила меня, десятилетней давности. Такая же молчальница и даже внешне чуть похожа. Вересов пытал, как отношусь к жизни, любви, собственной карьере. Но делал это деликатно, не переступая черту. Интересовался: читала ли сценарий. Я ответила, что без росы трава не вырастет. Озадачился, но виду не подал. Потом ухмыльнулся и смешно почесал нос. Кажется, мы друг друга поняли. Интересно будет поглядеть, что у них вылупится?»