Как услышал Иосиф, просто сердце зашлось! Пропадет, пропадет его доченька от тяжелой учебы. Нет сомнений, голодная да холодная сидит целыми днями за книжками, какая там еда у студентов! Эх, ей бы козьего молочка попить, да парного, глядишь, и щечки бы зарозовели, и наука легче пошла.

И что вы думаете, делает наш Иосиф? Берет он свою любимую козу Маньку и шагает с ней в Витебск. А что, скажите, сделается козе, если она и прогуляется по свежему воздуху? Подумаешь, сто километров. Свет не без добрых людей, переночевать пустят, а трава да вода, слава Богу, везде есть.

И вот приходит старый Блюм в Витебск и поселяется у сторожа при техникуме. И целых десять дней поит свою доченьку козьим молоком. И что вы думаете, ожила девочка, как розочка зацвела!

А домой Иосиф уж совсем просто добрался. К дому-то дорога всегда ближе.

Вот в это самое время, как Иосиф со своей Манькой ходили в город, и пустила Мира Абрамовна постояльца. А что – хороший культурный человек, одних книг целый шкаф, да все, почитай, на иностранных языках. И никому не мешает – целый день сидит в душной комнате, пишет какую-то важную работу под названием диссертация. Только к вечеру выйдет за ворота, похвалит целебный воздух да покой, а воздуха и не видит совсем.

Иосиф новое дело одобрил. И комната зря не пустует, и доход, какой-никакой, и с умным человеком приятно поговорить. А вскоре старый Блюм просто влюбился в своего постояльца. Мыслимое ли дело, человек свободно говорит по-немецки, а читает по-английски! И что читает – всё философия да экономия! Слава Богу, Иосиф Блюм и сам человек не простой, и детям своим всегда твердит о пользе образования, но такого не видал! И главное, серьезный уважительный человек, а ведь молодой еще. Вон местечковые невесты хороводом кружат у ворот, то за солью, то за картошкой, будто у Иосифа не дом, а поселковая лавка. Мира Абрамовна уж отвечать утомилась, а постоялец будто не замечает ихнего глупого внимания. И деньги все заранее за три месяца внес, а разве ему кто вспоминал?

И вот у такого замечательного человека этот мамзер, этот негодный мальчишка украл ножик!

Ножик! Ах, что это был за ножик! Складной, с четырьмя лезвиями разной величины, ножницами и еще такой крученой штукой под названием штопор.

Нет, Арон не дурак и не маленький уже – скоро восемь лет, он знает, что чужого брать нельзя. Просто до смерти хотелось рассмотреть ножичек поближе. И немного перед другом Славиком похвастаться, тем более Славик давно дразнился, что Арон сдрейфит залезть к постояльцу. Никто бы и не заметил, если бы не сестра Сорка. Черт ее принес на каникулы! Нет, вообще-то она сестра нормальная, добрая, не то что Меер, от которого одни подзатыльники, но зачем, спрашивается, совать нос не в свое дело. И зачем ей знать, куда он бежит да что у него в руке? Глупо так попался, вспомнить противно.

Ух, отец орал! Думал, совсем убьет. Носится со своим постояльцем, «не кричи, не шуми, не прыгай, не мешай человеку работать», а постоялец и не работает совсем! Арончик точно знает, потому что, если перегнуться с крыши, всю комнату видно. Сидит их замечательный постоялец и часами глазеет в окно, будто там что интересное показывают. А никого за окном и нет, кроме его сестры, той самой Сорки-предательницы, носится туда-сюда по двору, как веник. И ножик постояльцу совсем не нужен, сколько лежал на столе без дела, аж запылился. Теперь хоть из дома убегай, никакого выхода, отец кражу не простит! Хотя почему никакого выхода? А если залезть на крышу и хорошо перегнуться? Да если хорошо перегнуться, то запросто можно закинуть ножик обратно в комнату, например, под стол. Пусть докажут, что Арончик именно этим ножиком играл! А может, ему Славик дал? Идите, проверьте! Славик – друг верный, не выдаст!

Тут главное – не спешить. Комната хорошо видна, хоть уже и темнеет. А постоялец на кровати лежит спиной к окну, он не заметит. Три-четыре – Арон опирается на раму, и вдруг, о Господи, дверь в комнату открывается. Сорка! Опять ее черт принес. С полотенцем. А то этот барин сам не может полотенце взять! И он тоже хорош – лежит, как их парализованный сосед Хаим, только глазами хлопает в темноте. И Сорка, корова, стоит столбом, давно бежала бы по своим делам, что Арону, целый день на этой раме висеть?! Наконец постоялец поднимается, медленно-медленно так поднимается с кровати, будто ноги его и впрямь отказали, и вдруг опускается на колени. Прямо перед Соркой опускается на колени, прямо на неметеный пол, да еще прижимается лицом к ее юбке!

Тр-рах-х!.. Чертова рама уходит в сторону, нога скользит по карнизу, и Арончик понимает, что летит, со страшной скоростью летит прямо в комнату постояльца! Мама-мамочка! Громко хлопает входная дверь, звенит разбитое стекло, испуганно вопит Сорка, но сквозь шум и гвалт Арон явственно слышит только одно – как отвратительно и жутко хрустит его правая рука.

Какой невозможно счастливый день! И даже погода соответствует – вместо скучного октябрьского дождика сумасшедшее солнце выкатилось на полнеба, словно на дворе разгар июля.

Давид сбросил куртку и радостно зашагал в одной рубахе к остановке районного автобуса. Ха, так и до служебной машины недалеко! Нет, дело не в машине или собственном благополучии, а в огромном доверии. Да, именно так, партия и Родина доверяют ему, вчерашнему пацану Давиду Блюму, работу государственной важности! Значит, все не зря – учеба в гимназии из последних родительских денег, издевательства мальчишек над его картавым акцентом и бедной одеждой, насмешки красивых надменных девушек. Спасибо революции, избавила от неравенства и унижений. В университете уже много еврейских ребят училось, из самых глухих местечек приехали – кто на рабфак, а кто и прямо на математический факультет, как сам Давид.

Говорят, у них в семье все любили учиться. Еще дед Абрам, местечковый ребе Абрам Раппопорт, считался большим мудрецом и книжником, жаль, Давид его почти не помнит. Зато отца вспоминает почти каждый день. Милый смешной добряк, всеми уважаемый Иосиф Блюм. Если задуматься, хоть и учитель, и кантор, но ведь бедняк из бедняков был, орава детей на шее, а никогда ни руки не поднял, ни куском не попрекнул, день и ночь требовал только одного – учиться! И все повторял – ты старший сын, тебе без образования никак нельзя, отвечаешь за семью! Как они с мамой накопили денег на гимназию? Да, что гимназия, отец еще пару лет назад ему потихоньку двадцатки слал, дипломированному инженеру! И вот не дожил. Не дожил, не узнал о триумфе старшего сына! Хорошо, пусть не триумф, но ведь победа, настоящая серьезная победа.

И когда вызвали в наркомат, догадывался, но боялся поверить. Как это они сказали? «Перспективный молодой ученый, надежда нового советского производства…»

Сразу главным инженером! Понятно, он уже не мальчик, месяц назад исполнилось тридцать два, но сразу главным!

Отец бы гордился. Какая ужасная невезуха – крепкий сильный человек, а умер в одну минуту, во сне. Сердце – страшная штука! Что ж, теперь Давид должен отвечать за семью. Как раз зарплата прибавится, нужно будет купить Арону новые ботинки, весь оборвался, мамин любимчик! Вот мамзер так мамзер, один футбол в голове!