учреждена цензура, создан институт военных трибунов с консульской властью, прекращается практика самостоятельных военных походов отдельных римских родов и т. д.[14].

Последним крупным дискуссионным сюжетом раннеримской истории является комплекс проблем, связанный с падением в Риме царской власти и установлением республики. Споры ведутся по поводу признания или отрицания традиционной даты свержения Тарквиния Гордого; о движущих силах революционного переворота; вокруг переворота в принципе — была ли уничтожена царская власть в результате единовременной акции или исчезала постепенно в процессе эволюции, наподобие Афин и других греческих полисов; как называлась и какими функциями обладала та магистратура, к которой перешла власть. Разнообразию ответов на эти и другие вопросы нет пределов. Идеи высказываются самые различные, каждая из них имеет как аргументы за, так и против[15]. Выше мы уже рассматривали точки зрения Э. Гьерстада и Р. Вернера на даты рождения республики. Здесь же из всего многообразия идей выделим исследования двух итальянских историков, гипотезы которых действительно кардинально отличаются от ортодоксального мнения и, на наш взгляд, наиболее популярны в современной западной историографии. Речь идет о трудах С. Мадзарино и Ф. де Мартино[16]. Первый из них полагал, что переход от царской власти к республике был постепенным и занял более века. Начало этому процессу положил Сервий Туллий, который и был первым магистратом (или магистром), — Мадзарино вывел термин «магистрат» из имени Мастарна. Царская же власть при Сервии была сведена до уровня царя священнодействий. Однако Тарквиний Гордый попытался вернуть всю полноту власти в римской общине в руки царя, но неудачно. На протяжении первой половины V в. до н. э. магистратура потеряла сначала пожизненный характер, а затем единоличный. В свою очередь, де Мартино, признавая падение царской власти в Риме в конце VI в. до н. э., считал, что главным магистратом римской республики до 451 г. до н. э. был ежегодный диктатор (dictator annus), который в рамках сословной борьбы был заменен ежегодно избираемой коллегией десяти (decemviri). Однако уже через два года римляне изменили свое решение и в качестве главных магистратов избрали двух преторов, причем не с равными правами — один из них был praetor maius. Время от времени эти магистраты заменялись военными трибунами, до тех пор пока в 367 г. до н. э. не был учрежден консулат из двух человек, наделенных равными правами.

В связи с изменением в последние десятилетия отношения к достоверности источников о раннем Риме возникли новые проблемы, каких вообще не существовало в XIX — начале XX в. Речь, в частности, идет о непатрицианских, плебейских именах в консульских фастах первой половины V в. до н. э. Исследователи насчитывают до 20 таких имен за 60 лет (с 509 по 451 г. до н. э.), причем 12 из них приходятся на период с 509 по 486 г. до н. э.[17]. До недавнего времени эта часть фаст рассматривалась как абсолютно недостоверная, а имена — как позднейшая интерполяция[18]. Однако в свете новейших археологических открытий, роста доверия к ранней традиции и возникновения нового взгляда на проблему происхождения патрициев и плебеев ряд исследователей признают эти сведения фаст достоверными и не видят в них ничего невозможного. По их мнению, доступность консульской должности для плебеев доказывает, что в самом начале республики патрициат не представлял замкнутого всесильного сословия и должен был идти на компромисс с широкими слоями римского населения. По мере усиления патрициата потребность в компромиссе исчезает, а следовательно прекращается допуск непатрициев к высшей магистратуре республики. Своего апогея этот процесс достигает во время децемвирата[19].

Завершая обзор, посвященный Риму VIII— IV вв. до н. э., укажем на еще один, по нашему мнению, интересный и многообещающий для дальнейшей дискуссии новый взгляд. Он касается проблемы формирования нобилитета в IV в. до н. э. Долгое время непререкаемым оставался авторитет основоположников изучения этой проблемы — М. Гельцера и Ф. Мюнцера[20]. Только в 1980-е гг. К. Ю. Холькескамп решился подвергнуть сомнению ряд основных положений концепции Мюнцера, в частности, тезис о том, что нобилитет возник в результате простого добавления к патрицианской аристократии «полуаристократической» верхушки плебса. По мысли Холькескампа, нобилитет формировался как новая аристократия, принципиально отличная от старой патрицианской знати, формировался на совершенно иной идеологической основе, главным стержнем которой было постоянное стремление к должностям (honores), никогда не прекращающаяся служба на благо родины и всего римского народа. Поэтому в нобилитет вошла только часть патрициата, та часть, которая восприняла новую идеологию[21].

Переходя к обзору других периодов римской истории, следует заметить, что они, конечно, принципиально отличаются от архаического Рима и по состоянию источниковой базы, и по изученности материала. Безусловно, любое фундаментальное исследование привносит что-то в науку, но ожидать по отношению к Поздней республике или Империи создание какой-либо совершенно неожиданной концепции, нового видения исторического развития вряд ли возможно. Меняются лишь оценки отдельных событий или личностей. Поэтому мы остановимся на самых популярных направлениях в послевоенной историографии Республики и Империи и выделим наиболее интересные взгляды историков на два переломных периода римской истории: падение республики и становление принципата (I в. до н. э. — I в. н. э.); кризис античного мира и падение Западной Римской империи (III—V вв.).

Во второй половине XX в. основополагающим в изучении Поздней республики стало просопографическое направление. Объектом исследования становится тщательный анализ персонального состава государственных органов (магистратур, сената, судов), сословия всадников, особенно различных политических группировок и партий. Наличие хорошей источниковой базы позволяет выявлять происходившие изменения в правящей элите римского общества, взаимодействия между кланами и группировками, создание и борьбу партий (pars, factio)[22].

По-прежнему неиссякаем поток литературы, посвященной кульминационному моменту всей истории Древнего Рима — диктатуре Цезаря, гибели республики и принципату Октавиана Августа[23]. Следует подчеркнуть, что практически все глобальные концепции по этой теме, знаменитые и оригинальные точки зрения на данную проблематику возникли еще в конце XIX или в первой половине XX в. Это и представление Т. Моммзеном принципата как системы двоевластия («диархии»), где наряду с властью императора сохранялись важнейшие правовые полномочия сената как олицетворения римского народа (senatus populusque Romanus)[24]; это и взгляд Г. Ферреро на Цезаря как на авантюриста и монархиста, а на Августа как на рассудительного политика, искреннего приверженца республиканских идеалов[25]; это и категорическое нежелание Эд. Мейера видеть в Августе политического преемника Цезаря и продолжателя его дела, напротив, введение им в научный обиход термина «принципат Помпея» и превращение Октавиана в приверженца