Однако через пару дней меня арестовали и предъявили обвинение в наезде на человека. Полицейские заявили, что я был пьян.

– Разве они брали у вас тест на алкоголь? – удивился Пименов. Вербата усмехнулся:

– Какой тест? Гибэдэдэшники видели: я трезв, как стеклышко. Все подстроили. Когда я попросил разрешение на встречу с Максимовым, мне объявили, что он отстранен от дела и мною занимается некто Радченко. Он пришел ко мне в камеру, в следственный изолятор.

– Вы хотели меня видеть? – спросил Радченко.

– Почему поменяли следователя? – поинтересовался я.

– Максимова срочно бросили на другой участок, – улыбнулся он. – Теперь работать с вами придется мне. У вас есть вопросы?

– Почему меня арестовали? – бросил ему я. – Максимов считал: я невиновен. О камере не было и речи.

– К вашему делу мой коллега отнесся довольно халатно, – ответил Радченко. – Я же уверен в вашей виновности.

– Почему?

Он щелкнул пальцами:

– Мы осмотрели место происшествия, и я сделал вывод: девушка шла по пустынной дороге, а вы, не увидев пешехода, совершили наезд. Сотрудники ГИБДД не заметили тормозного пути, а это говорит о том, что вы были пьяны. Кстати, в вашей крови обнаружили алкоголь.

Тут я взорвался:

– Но вы же прекрасно знаете: никакого теста на алкоголь не проводилось.

На его лице снова появилась мерзкая улыбка:

– Ваша забывчивость свидетельствует о том, что вы находились в неадекватном состоянии. Вот, полюбуйтесь, – он положил передо мной бумажку.

– Что это? – я поднес ее к глазам.

– Ваш анализ, – отозвался следователь. – Обратите внимание на эту цифру – одно промилле. Вы, мой дорогой, еле держались на ногах.

– Я сидел за рулем, – парировал я.

– И вели свою фуру на автомате, – согласился Радченко. – Впрочем, есть и смягчающие обстоятельства. Эта дорога из Горного обычно пуста, и вы не ожидали никаких пешеходов. Очевидно, девушка брела по краю обочины.

– Она тоже была пьяна? – спросил я. Он растерялся:

– С чего вы взяли?

– Я не заметил на девушке головной убор, – констатировал я. – А моя фура не движется бесшумно. Если вы не обнаружили алкоголь в ее крови, почему она ничего не слышала?

Он пожал плечами:

– Даже если ваша жертва немного выпила, это не снимает с вас вины.

– Максимов тоже счел странным, что пострадавшая вышла на дорогу в босоножках и ажурных колготках, – напомнил я ему. – Вблизи нет ни одного поселка, а до города далеко. Как вы это объясните? И где ее вторая туфелька? – Я сжал кулаки и выплюнул ему в лицо: – Учтите, я собираюсь бороться. Девушка была мертва до того, как моя машина наехала на нее, и вам не повесить на меня это преступление. Лучше ищите того мерзавца, который привез ее туда, скорее всего, уже без признаков жизни.

Радченко потер переносицу.

– Я все более убеждаюсь, что вы ничего не соображали в ту ночь. – Его улыбка бесила меня. – На ней не было никаких босоножек. Ее вещи упакованы и ждут суда, и никаких босоножек я среди них не видел. Ваша жертва в ту ночь была в сапогах. И ваш адвокат может даже потрогать их руками.

Я скрежетал зубами и ничего не понимал. Еще каких-то два дня назад все было по-другому. Теперь же у меня создавалось впечатление, что кто-то просто шутит надо мной.

– Вы намерены сообщить своему адвокату или предпочтете общественного защитника? – поинтересовался он. Я отвернулся от него:

– Мне нужно подумать.

– Думайте, – следователь поднялся и послал мне улыбку. – До свидания. Я еще не раз вас навещу.

Я ничего не сказал. В моей голове все перемешалось. Вскоре мне удалось привести в порядок свои мысли, и я решил связаться с женой. Мне разрешили, и я попросил Тамару расшибиться в лепешку, но переговорить с Максимовым. Тогда моя супруга еще не намеревалась подать на развод и подкараулила следователя у дома: на ее звонки он упорно не отвечал. Максимов, увидев Тамару, схватил ее за локоть и завернул за угол дома. Ей показалось, что он опасается слежки.

– Вы в курсе происходящего? – спросила жена. – Объясните нам, что происходит.

– Меня вынудили отказаться от дела, – сообщил он ей. – Однако я хочу помочь вам, чем смогу. Завтра к вашему супругу придет мой приятель. Он прекрасный адвокат и, я думаю, его вытянет.

– Но почему все так повернулось? – недоумевала Тамара. Он приложил палец к губам:

– Здесь небезопасно общаться. Нас могут услышать, – Максимов пожал ей руку. – Прошу вас об одном: вы с мужем не держите на меня зла. Бывают такие жизненные ситуации, когда ты делаешь то, что тебе приказывают.

Больше моя бывшая не выяснила ничего. Максимов вытянул указательный палец:

– Кажется, идет ваш автобус.

Жена повернулась и посмотрела на остановку, а он тем временем исчез. А на следующий день пришел адвокат и еще раз подробно расспросил меня о происшествии.

– Дело выигрышное, – провозгласил он. – В суде я разобью их в пух и прах. Ну, а прежде всего я добьюсь, чтобы вас отпустили под подписку о невыезде, – при этих словах Вербата вздохнул.

– Он тоже бросил вас, – вставил Александр.

– Да, – кивнул водитель. – Правда, пару раз мы с ним еще увиделись. Он потирал руки и говорил, что ему удалось многое сделать. А потом… в один прекрасный день он исчез и больше не появлялся. О его отказе от меня я узнал от Радченко. Мне дали общественного защитника, который с удовольствием топил меня на суде, делая вид, что защищает. И вот я получил три года.

– И никто не сказал о таких важных уликах, как ажурные колготки и босоножки? – удивился журналист. Руслан усмехнулся:

– Об этом никто не вспомнил, кроме меня. Но как только я о них заикнулся, прокурор предъявил судье вещдоки, в которых не было ни колготок, ни босоножки. Своим вмешательством в процесс я только ухудшил положение.

– Понятно, – процедил Пименов.

– Так я очутился здесь, – Вербата закусил губу. – И если вы не вытащите меня в скором времени, я не доживу до окончания срока. Мои соседи по камере почти каждый день избивают меня и уже давно бы отправили на тот свет, если бы не один авторитет, который взял меня под свою защиту. Чем-то я ему приглянулся. Но через полторы недели его переводят в другую камеру, и я останусь наедине со своими мучителями.

– Вы пробовали жаловаться? – спросил Бессонов. Руслан жалко улыбнулся:

– Разумеется. Однако у меня сложилось впечатление, что заключенные не зря хотят извести меня. У них приказ свести со мной счеты. И я не ошибаюсь. Надзиратели не реагируют на мои жалобы. Вот увидите: когда меня начнут убивать, они не будут препятствовать, – Вербата закрыл лицо руками. Журналисту стало его жалко: