под студию. Сделал два карандашных наброска. Днем работать невозможно – больно глазам, и только после 14:00 солнце уходит за Хьюн Чули.

Около девяти вечера, уже в полной темноте, вернулись Букреев и Соболев. Перед этим мы с Симоне зажгли для ориентира фонарь на гребне морены. Видели их фонарики далеко внизу на леднике. Слушаю, как они обсуждают свои планы по восхождению. Букреев говорит, что на южную стену Аннапурны в разное время было организовано около двадцати экспедиций, но только две были успешными. Перепад высоты у этой стены – четыре километра по вертикали.

– Веревок-то у нас хватит, – отвечает он на мой вопрос, – но объем работы для двоих слишком большой. Мы пойдем другим путем.

На этих веревках мы, кстати, и сидим во время ужина, несколько бухт служат нам мебелью. Букреев сказал, что приглашал в эту экспедицию еще кого-то, но желающих не нашлось, «авантюра», – отвечали. (Симоне пишет, что трещины по всей стене были забиты снегом. Они стали рассматривать склон левее маршрута Бонингтона, где предполагали проложить нитку собственного маршрута. Убедившись, что с юга гора абсолютно неприступна, обратили взоры на соседний семитысячник Фанг и решили предпринять подъем с востока, где ветер сдувал снег. На гребне просматривались скальные участки, маршрут казался более сложным, но менее опасным, потому что лавины активно пробивали именно южную стену Аннапурны. – Прим. авт.)

04. XII.97, четверг

Пошли с Дмитрием в лоджию познакомиться с ее обитателями. Симоне уже со всеми перезнакомился. Походили вокруг построек, поболтали с трекингерами. Сели за столик на обзорной площадке перед лоджией и затеяли старый наш разговор о субъективности восприятия реальности. Дима привез с собой в экспедицию тринадцать томов какой-то трансцендентальной литературы, и я, время от времени и не всегда деликатно, шучу на эту тему. Вот и сейчас брякнул что-то не то. Стали спорить: буддизм, иллюзия, существует ли для нас то, что мы не в состоянии осознать. Ну, в общем, нормальный такой разговор. Подошел Букреев:

– Мужики, вы успокойтесь, пожалуйста. Смотрите, буржуев совсем зашугали, они думают, что вы сейчас драться будете.

И точно, трекингеры вокруг притихли, отодвинулись от нас и настороженно переглядываются. Мы голоса понизили, и тут Дмитрий спрашивает:

– А знаешь ли ты, что существует «планета белок»?

Я испытываю то, что называется «иллюминэйшн», и отвечаю тихим голосом:

– Да, верую.

Сменили тему, стали обсуждать экипировку и инвентарь. Симоне достал какой-то пакетик, размял его в руках, внутри началась химическая реакция с выделением тепла. Можно носить такие пакетики в перчатках, чтобы руки не мерзли. Букреев с сомнением покрутил в руках этот пакетик и скептически произнес:

– Не… если своя кровь не греет, не поможет.

После обеда Букреев и Соболев опять собираются наверх. Толя обращается почему-то к Диме, а не ко мне:

– Как думаешь, если попросить Андрея помочь нам поднять завтра кое-какой груз?

– Да, думаю, можно. Тропа там легкая, ничего опасного нет, – отвечает Дмитрий.

– Прогуляюсь с удовольствием, – говорю я, польщенный доверием, – мне же интересно!

Симоне ушел с ними, но уже с целью там заночевать. Я послонялся по окрестностям, поставил свою палаточку под студию прямо на снег, разложил краски, холсты, картоны и настряпал пару этюдов. Ужас. Работать можно только в черных очках. Соответственно живопись черно-белая, без нюансов. Ночевал в нашей яме один. Мерещились шаги за стенкой палатки, пришлось даже выглянуть, а утром вокруг палаток увидел следы какого-то мелкого зверька.

05. XII.97, пятница

В 9:30 пошел наверх. В рюкзак положил две палатки, веревку, привязал еще вязанку бамбуковых палок для маркировки тропы. До палатки альпинистов шел два часа. Дорога несложная, петляет по леднику то вверх, то вниз, то вправо, то влево. Наконец наметился выход на боковую морену и небольшой подъем на седловинку. Они называют это место Корейским лагерем, якобы здесь до нас стояла корейская экспедиция. Солнце страшное, лицо у меня сгорело. Посидел полчаса у палатки, видел три фигурки далеко впереди на склоне. Вечером вернулся Симоне. Жалуется на плохую акклиматизацию. А у меня ночью опять болит голова.

06. XII.97, суббота

Вообще начинает надоедать. Ни умыться толком, ни зубы почистить. Морда и губы опухли, сделал из платка маску, но уже поздно. Для меня этот альпинизм хорош в меру. Что способны терпеть эти сверхлюди, которые сейчас там, на склоне Аннапурны, со стороны понять невозможно. Только они сами знают это. Под вечер вышел на площадку на гребне морены, замечаю точки их фонариков. Они медленно приближаются, а через какое-то время появился запыхавшийся итальянец.

– Симоне! Чао! Гив ми е бэг, ай хелп ю гет ту зы китчен тент!

Симоне, всегда эмоциональный, кричит, мол, ура, конечно, спасибо! Я помог ему рюкзак дотащить до палатки. Вернулся, жду следующего. Вылезает Соболев, я к нему:

– Димка, давай рюкзак, помогу дотащить!

– Что?! – говорит Соболев, переведя дух. – Да как ты мог мне, спортсмену ЦСКА, такое сказать! Да я… да мы… да чтобы какой-то турист… отвали от меня!!!

Следом вылезает Букреев. Ну, думаю, этот вообще убьет, если рот открою. Хотя что такого? Мне не однажды помогали. Так приятно последние метры налегке пройти.

07. XII.97, воскресенье

У Соболева и Букреева утро начинается одинаково: достают пузырьки с маслом «Кызылмай» и пипетками себе в нос закапывают. Высокогорье сушит носоглотку, и все слегка гундосят. Неподалеку от нашей ямы пробивается меж камней родничок. Букреев идет туда в спортивных трусах и с двумя огромными алюминиевыми чайниками. Стоя на снегу, он обливается ледяной водой на глазах у всех обитателей лоджии. С площадки раздаются аплодисменты и охи теток-трекингерш. Он кричит им что-то типа: «Эври монинг зэй провайд хотвотэ». Букреев говорит мне, чтобы я побрился, потому что рожа страшная. Изучаю себя в зеркальце и отвечаю:

– Согласен, страшная. Но придется подождать пару дней, потому что сейчас больно прикоснуться.

– А почему ты сгорел так сильно? Крема нет, что ли?

– Да, впопыхах перед выездом забыл положить в рюкзак.

Он порылся у себя в палатке, возвращается и протягивает тюбик:

– Держи на память, у меня запасной есть.

Под вечер подошли французы – двое парней и две девушки. Посмотрели на мою мазню, полистали мой каталог, сказали «вау!» и поулыбались. Из палатки вылез Букреев, подошел к нам, они опять говорят «вау!» и прилипают к нему. Судя по их восторженным лицам, они знают «этого человека»! Слышу, как Толян впаривает им про то, что Казахстан – мусульманская страна и можно иметь четырех жен. Они опять обращаются ко мне – ты тоже клаймбер? Я говорю: «Э-э-э…», но Соболев опережает меня: «Турист». Я не спорю – так оно