и методов в тех отраслях знания, из которых они заимствованы криминалистикой. Наконец, полезным на пути поиска новых проблем криминалистики может оказаться и опыт использования криминалистических средств, приемов и методов в правоприменительной деятельности, выходящей за рамки уголовного судопроизводства, например, в таможенной практике, в гражданском или административном процессе и др.[48]

Определяя основные пути поиска новых криминалистических проблем, как предпосылок и стимулирующих факторов проведения криминалистических научных исследований на теоретическом уровне, важно иметь в виду, во-первых, что в данном случае речь идет об осознанных путях такого рода научных поисков, что не исключает неконтролируемого возникновения новых неожидаемых проблемных ситуаций. И, во-вторых, то, что, говоря о различных путях поиска научных проблем в криминалистике, не следует идеализировать тот или иной из них, изолируя друг от друга, тем более представляя их как альтернативные варианты в научном исследовании. Эти пути могут сочетаться, чередоваться, объединяться или быть относительно самостоятельными. Очевидно, что нет, и не может быть теории, в том числе криминалистической, истоком которой была бы научная проблема, целенаправленно найденная и выделенная в исследовании, проведенном в одном, заранее заданном направлении. Теории создаются благодаря комплексному, разностороннему подходу к поиску новых и разрешению возникающих научных проблем и только когда для возникновения теории имеются объективные предпосылки. Нет и быть не может каких-то заранее установленных схем или методик построения криминалистической теории, ибо этот процесс всегда отличается творческим началом. Анализировать его, предлагая свои «рецепты», можно только оценивая в том или ином аспекте, в том или ином отношении уже созданное, оставляя простор для творческих подходов к созданию нового теоретического знания. «Процесс построения научной теории, — указывает Г. И.Рузавин, — нельзя регламентировать какими-то жесткими правилами и схемами, но его можно контролировать посредством, как логики, так и опыта».[49]

Постановка проблемы — это только начало, порождающее потребность в формировании научной теории, но начало исключительно важное и ответственное. Будучи своеобразной интерпретацией новых выявленных фактов, вызывающих затруднения с их объяснением, новая научная проблема ставит перед исследователем задачу вскрыть возникающие противоречия и дать им объяснения. Эти объяснения проблемных ситуаций на начальной стадии формирования криминалистической теории всегда предлагаются в виде научных гипотез. Их выдвижение и является первым шагом на пути создания теории.[50]

В дальнейшем гипотезы находят подтверждение и становятся законами, система которых, описывая закономерности взаимодействия реальных объектов, составляет базис научной теории. Путь от проблемы до закона — это путь становления научной идеи, научной теории. Так формировалась в свое время теория дактилоскопии,[51] для которой некогда выдвинутые гипотезы об индивидуальности, восстанавливаемости и неизменяемости папиллярных узоров, получив подтверждение, стали основными ее законами.[52]

На сегодняшний день в дактилоскопии выдвинуто множество научных гипотез, которые объясняют взаимосвязь строения кожи на ладонной поверхности рук (дерматоглифические признаки) со многими характеристиками личности человека: с его расовой принадлежностью, перенесенными заболеваниями, с наследственностью, с интеллектуальными способностями и некоторыми другими.[53] По мере подтверждения этих гипотез, дальнейшее развитие, несомненно, получит и теория дактилоскопии, пополняясь новыми законами.

Интересные результаты можно ожидать и от проверки гипотезы, долгое время считавшейся фантастической, и лишь сравнительно недавно, спустя почти полторы сотни лет, получившей новое подтверждение, о котором сообщила «Комсомольская Правда».[54] Речь идет об отображении образа преступника на сетчатке глаза жертвы. И если сообщение газеты окажется достоверным, то для судебной фотографии, несомненно, откроются перспективы, сопоставимые с открытием в конце ХIХ века метода фотографического усиления контраста, которым наука обязана выдающемуся русскому ученому Е. Ф.Буринскому.

Фантастическими сегодня выглядят и результаты экспериментов по фотографированию мысленных образов, проведенные доктором психиатрии Джулом Эйсенбадом. Метод получил название психокинетической фотографии.[55]

Можно только предполагать, какие перспективы откроются для криминалистики в случае подтверждения и этой гипотезы. Главное, чтобы своими безапелляционными, часто дилетантскими оценками не мешать научным исследованиям, памятуя, что «неспособность к сомнению и слепая поспешность, заставляющая принимать решение, не обдумав, как подобает до конца свое суждение» есть одно из тех заблуждений в науке, которые почти пять веков назад Френсис Бэкон назвал ее опасным «извращением».[56]

1.5. Криминалистическая теория и правоохранительная практика: проблемы связи

До недавнего времени, рассуждая о значении теории и практики для научного познания, принято было обращаться к трудам классиков марксизма-ленинизма. Решая извечный вопрос о том, какие науки важнее и каким из них следует отдать предпочтение — теоретическим или практическим — советские ученые, как правило, были единодушны. Знаменитое ленинское «Практика выше теоретического познания»[57] стало аксиомой для всех, кто, так или иначе, занимался проблемами науки.

Между тем, в споре о приоритетах теории над практикой и наоборот, нелишне будет вспомнить высказывания древних философов, которые оказались вполне осведомлены о том, какому способу познания и на каком основании следует отдавать предпочтение. Мнение Аристотеля, надо полагать достаточно авторитетно, чтобы, по крайней мере, задуматься над этой проблемой. Древнегреческий философ, за два тысячелетия до В. И.Ленина убежденно говорил, что «…теоретические дисциплины выше практических, а самое высшее место занимает познание принципов»[58]. И что «… теоретические науки заслуживают наибольшего предпочтения по сравнению со всеми остальными…».[59]

Однако, руководствуясь соображениями о приоритете правоохранительной практики, и признавая, тем самым, второстепенную роль теории криминалистики, отдельные представители, в основном смежных наук, принялись с усердием, достойным лучшего применения, обвинять не только ученых, но и саму криминалистическую науку во всех «смертных грехах»,[60] ставших причиной ее нынешнего, как им показалось, кризисного состояния.[61]

Особо не вникая в суть решаемых современной криминалистикой проблем, они стали рассуждать о вырождении криминалистики как отрасли знания, призванной создавать средства борьбы с преступностью. «Утратив прикладной, утилитарный характер, — заявил, в частности, профессор А. С.Александров, — криминалистика перестала быть созидательной силой; забыв свое первоначальное предназначение, она изменила своей сути…»[62].

Руководствуясь собственными умозаключениями о современном состоянии криминалистики, производящей, по мнению А. С.Александрова, «никому не нужные знания»,[63] и не догадываясь, судя по всему, о существовании объективных закономерностей развития любой науки, профессор взялся поучать «грешных» криминалистов: «Криминалистам надо понять то, что теория не их удел…», и недвусмысленно призвал ученых «вернуться к