столом.

И все, про кого

Эти трое болтали

(Чем сплетня во веки веков и страшна),

Чернее мужских котелков представали,

А цветом трещоток была белизна.

Раз – старая дева,

Два – старая дева

(А третью не сыщешь: ушла погулять)

О третьей такие вели перепевы,

Что совестно в песенке пересказать.

Ушла и вторая.

«Осталась одна я, –

Воскликнула та, что осталась без них, –

И, честное слово, я, право, не знаю

На свете других злоязычниц таких».

Ну, в этом-то деле

Мы все преуспели,

Похожи мы, как на слезинку слеза.

Не слышали б уши, глаза не глядели

На то, как судачат вокруг за глаза.

Жертва науки

Раз достославных два врача, и тот и этот гордый,

Решили вместе погулять в окрестностях Конкорда.

Шли многомудрые мужи, беседой увлечённые,

Которая у них была, естественно, учёная,

И за прогулкою своей научно-разговорной

Ворону чёрную нашли – чернее шляпы чёрной.

Она, наверное, больна, – врачи вскричали хором, –

И, стало быть, настал конец досужим разговорам.

Они поближе подошли, хоть и собрались к дому.

«Серьёзный случай, не простой, – один сказал другому, –

Ворону надо излечить, а спросите: смогу ли,

Отвечу – да: я изобрёл волшебную пилюлю!»

Другой сказал: «Простите, сэр! Я спорю с вами редко,

Но тут никак не подойдёт волшебная таблетка.

Я вижу здесь упадок сил при вялости сенильной,

Пилюля будет для больной нагрузкой слишком сильной.

Есть чудо-капли у меня…» Но первый крикнул: «Капли

В подобном случае, мой друг, не действенны ни капли!

Они – слабы! Она – сильна! Возьмите на заметку…»

Тот чудо-капли прославлял, а тот – свою таблетку.

Так, споря час и споря два, своё всё время гнули.

Ворона же, не получив ни капель, ни пилюли,

Увы, дослушать не смогла все эти аргументы –

Она взяла да померла до этого момента.

МОРАЛЬ:

А жаль.

Играй, да не заигрывайся

Над поляной со всех ног

Ветерок

Пробегал, с травою играя;

Раскрывали васильки

Ярко-синие цветки,

Звёздной россыпью мерцая.

Ветерку сказала ива:

«Чтобы миг настал счастливый,

Не играй с травой,

Поиграй со мной».

Отказаться ветерок

Ну никак не мог.

Листья ивы задрожали,

Зашептали, заиграли,

Стала ива шелестеть

Без заботы и печали.

Но, игрой наскучив с нею,

Ветерок подул сильнее,

Ураганами воспитан.

«Стал я ветром, – говорит он, –

Нет, не ветром, а ветрищем!

С бурей мы повсюду рыщем

И рычим, как будто тигры!»

…Поступил он некрасиво:

Он сломал под корень иву…

Выбирайте ваши игры!

Невернорождённый

Святой Николай, говоря без затей,

К нам аиста шлёт – тот приносит детей.

Был Фридрих Макс великим королём.

Не уставал святому он молиться,

Чтоб преумножить свой монарший дом

Наследником. Святой послал за птицей.

Вот аист тут. «Вильгельм! – сказал святой

(Поскольку это имя птицы той), –

Ты – самая ногастая из птиц!

Младенца видишь? Он вполне сгодится.

Молитвами меня замучил Фриц –

Скорее отнеси ребёнка Фрицу.

Ведь до чего же маетно, о Боже,

Выслушивать сто раз одно и то же!»

Вильгельм был стар, мозг известью зарос.

Даёт нередко сбои разум старый:

Дар Николая Фрицу он отнёс,

Да не тому – сапожнику в хибару,

И тот, кто мог родиться во дворце,

Был найден на обшарпанном крыльце.

Какой же вывод сделаем отсель мы?

Меж сосунками разница мала,

И коль ошибка аиста Вильгельма

Наказ святого исказить смогла,

Я тоже мог бы жить как царь иль князь,

А не тужить, стишатами кормясь.

УМНЫЙ ПИТЕР И ДВЕ БУТЫЛКИ

«Да, Питер у меня умница» – так говорила его мать, но, с другой стороны, каждая гусыня считает, что её гусёнок – лебедь.

И священник, и все в деревне говорили, что Питер умом не вышел. Может, он и был дураком; но, как гласит старая пословица, дурак с высокого дерева упадёт, встанет на ноги и дальше пойдёт. И сейчас вы узнаете, как Питер продал две корзины яиц и выручил за них столько, сколько и не снилось таким умникам, как мы с вами.

– Питер, – сказала мать.

– Да, – отвечал Питер, потому что он был парень воспитанный и всегда откликался, когда к нему обращались.

– Мой милый мальчик, ты у меня такой мудрый, хоть лет тебе немного; скажи, где нам взять денег, чтобы уплатить хозяину за дом и участок?

– Надо продать яйца, которые снесла пёстрая курица, – отвечал Питер.

– А когда мы потратим все деньги за яйца, что тогда?

– Продадим ещё яиц, – сказал Питер, у которого был ответ на любой вопрос.

– А когда пёстрая курица перестанет нести яйца, что тогда?

– А тогда – посмотрим, – отвечал Питер.

– Какой же ты у меня мудрый, – сказала мать. – Я тебя поняла: ты хотел сказать, что когда мы потратим все деньги, то надо нам будет жить, как птицам небесным, и надеяться на милость Господа.

Питер ничего такого в виду не имел, но, с другой стороны, люди часто думают, что слова таких мудрых парней, как Питер или я, значат больше, чем сказано, – вот отсюда наша мудрость и берётся.

Итак, назавтра Питер отправился в город с лукошком, полным отличных белых яиц. День выдался хороший, ясный и тёплый; дул лёгкий ветерок, и пшеничные поля зелёными бархатными коврами расстилались на солнце. Трава была усеяна цветами, и пчёлы, влезая в них, шевелили растопыренными жёлтыми лапками. Чеснок вонзал в воздух свои тугие перья, и пышные зелёные листья молодой редиски радовали глаз. Коричневая птица на ветке повторяла своё «ку-ку, ку-ку», и Питер с удовольствием вышагивал по дороге, из-под каблуков у него вылетали маленькие клубы пыли, он весело насвистывал и смотрел на яркое небо и белые облачка, напоминающие овечек, которые