– Зря ты так, – сказал он тихо. – Тут всё очень серьезно. Хорошо, что ректор за тебя поручился, иначе рассмотрение передали бы в Восточный совет… А у них там сильно разбираться не любят – запрут для изучения или в Особую тюрьму отправят, как неконтролирующего свои силы…

– Да при чем тут Особая тюрьма?! – не выдержала я и дала волю гневу. – Какой Восточный совет, какие неконтролирующие?! При чем тут – ректор за меня поручился?

Царёв несколько секунд смотрел на меня, непонимающе хмурясь, а потом неуверенно спросил:

– Ты не знаешь, что ли?

– О чем?!

– Тебя вызывали на собрание Попечительского совета?

– Да никуда меня не вызывали, – ответила я с досадой. – Просидела, как балда, дома под замком, теперь здесь сидеть буду.

Тут я немного покривила против правды – ни под каким замком я не сидела. Просто… временная самоизоляция.

– Отец сказал, что пришел вызов из Восточного совета, – Царёв смотрел на меня во все глаза, как будто не верил тому, что я серьезно. – Требовали передать тебя им, но ректор отказал… И поручился… Под личную ответственность…

«Лучше бы ты отдал её нам», – вспомнила я скрипучий голос, говоривший с Кошем Невмертичем, и вдоль позвоночника пробежал холодок.

– Что за Восточный совет? – спросила я, припоминая – слышала ли что-то о нём. Анчуткин как-то упоминал про Южный ковен…

– Краснова, ну ты даешь, – изумился Царёв. – мы это еще не проходили, это программа третьего курса, но об этом даже малолетки знают.

Упоминание о малолетках подействовало на меня, как хороший пинок.

– Вот что, вершок-голова-с-горшок, – сказала я громко и раздельно, припомнив Царёву его прошлогодние «подвиги» по разделению студентов на высших и низших – «вершков» и «корешков», – я не википедия, что бы обо всем знать. Не можешь объяснить нормально – иди отсюда, пока по шее не получил.

– Ну что ты пылишь? – он огорченно развел руками. – Я же не знал, что ты не знаешь…

– Дверь там! – повысила я голос и указала в сторону выхода.

– Ладно-ладно, сейчас объясню, – он уселся на стол, болтая ногами, и начал рассказывать, пока я доставала книги и расставляла их на полке.

– Восточный совет – высший совет волшебников, – Царёв как будто рассказывал сказку, и мне, ещё не совсем привыкшей к реалиям колдовского мира, было немного странно это слышать, – туда входят тринадцать самых уважаемых и сильных магов нашей страны. В Европе действует западный ковен, в Америке – Южный ковен. Есть еще Всемирное Древо или Великий Ковен, куда входят по три волшебника с Южного и Западного ковенов, и три – с Восточного совета. Есть еще азиатские триады, но их к мировому управлению не допускают…

– Почему не допускают? – тут же спросила я.

– Так они же – варвары, – очень искренне изумился Царёв. – Как можно брать их в расчёт?

– Смотри-ка, у вас и на высшем уровне деление на вершки и корешки, – процедила я сквозь зубы. – Ну, давай. Дальше рассказывай. Чем там занимается твой совет.

– Собственно, не сам он, – объяснил Царёв, – а особый отдел. Особисты.

– Да, слышала, – пробормотала я.

– Если на волшебника приходит запрос из Восточного совета, значит особь уже на особом контроле. Обычно таких долго на свободе не держат. Особенно, если они опасны.

– Я – опасна, по-твоему?! – развернувшись к нему лицом, я прижала к груди пухлый учебник по лекарским снадобьям.

– Ну… – протянул этот паршивец, – в какой-то мере – да. Ты – жар-птица. О них мало что известно. Последняя особь такого уровня была зафиксирована в середине 19 века. И с ней не очень всё хорошо получилось.

– Нехорошо? А что с ней получилось? – я позабыла про вещи и книги и встала перед Царёвым, уперев кулаки в бока.

Мажорчик много чего знал – наверное, подслушивал папочку. Но сейчас это пришлось как раз кстати. Почему-то я никогда раньше не задумывалась – какими были прежние жар-птицы? Как они жили, сохранились ли о них какие-то воспоминания, легенды?

– Точно я ничего не знаю, потому что все сведения об особях класса «Эс» засекречены, – признался Царёв, – но вроде как она сильно начудила, и Восточный совет наказал её.

– Закрыли в Особой тюрьме? – я навострила уши, вспоминая драгоценные яйца Фаберже из коллекции ректора. Неужели, где-то в них томится моя предшественница? И что она такого натворила?

– Скорее всего, – кивнул Царёв. – Всем отступникам – только туда дорога.

Я молчала, обдумывая то, что услышала.

Отступники, неконтролирующие силу… В магическом мире явно не любили тех, кто не вписывался в общую систему. Значит, прежняя жар-птица нарушила правила и… попалась. А я… Сколько правил я нарушила?.. И если этот совет уже запрашивал обо мне, а ректор отказал…

Я вздрогнула, будто меня ужалила пчела, и спросила у Царёва, желая проверить догадку:

– Тебя вызывали на собрание Попечительского совета? Когда это было?

– На следующий день после пожара. Такие дела быстро решаются. Не успел ещё толком накосячить – а особисты уже всё знают.

– И… Кош Невмертич тоже там был?

– Конечно, был. Он меня туда и привез. Он же ректор «Ивы», его это напрямую касается.

– Что ты там говорил?

– Рассказал всё, как было, – он пожал плечами. – Что гуляли, выпили немного… Кто знал, что ты спиртное не перевариваешь? Кош Невмертич сказал, это на генетическом уровне, и раньше о таком известно не было. Василиса, я – честно! – не хотел тебя спаивать…

Он забормотал что-то покаянное, а я с размаху села на аккуратно застланную постель и несколько раз ударила кулаком в подушку, поставленную в изголовье «треугольником». Значит, пока я сидела дома, страдая с похмелья, Кош Невмертич притащил на заседание попечительского совета мажорчика Царёва, чтобы тот дал показания в мою пользу. Генетическая непереносимость спиртного… И этого раньше никто не знал… Стоп. А сказочка про Конька-Горбунка, которую читала мне в детстве бабушка? Там жар-птицу поймали, накормив пшеном, вымоченным в вине. На мне провернули почти тот же самый трюк. Если я знаю эту сказку, неужели, про нее забыл ректор? Или умышленно не вспомнил?

Выставить вон Царёва оказалось потруднее, чем избавиться от Анчуткина, но я справилась, а потом долго ворочалась в чистенькой, пахнущей морозной свежестью постели. Ворочалась и мучилась от угрызений совести. Как-то по-дурацки получается. Вернее, совсем не получается. Что же я за бомба ходячая? Почему от меня всегда одни проблемы? И ладно бы – проблемы у меня. Но я доставляю неприятности всем вокруг. Например, ректору.

Сгорая от стыда, я засунула голову под подушку, представив, как ректор с подбитым глазом защищал меня перед советом попечителей, убеждая, что это не я не преступница, а всего лишь пустоголовая птаха. Птенчик.