Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Убрался!
Тинка облегченно вздохнула. Да уж, веселенькая жизнь им предстоит в эти три дня, если на каждом шагу их будет ожидать и преследовать телекамера.
Обычно утром Тинка брела в ванную в короткой ночной рубашке. Но сейчас это показалось ей неудобным. Во-первых, ей не хотелось попасть в телевизор в мятой ночнушке, а во-вторых, Тинка чувствовала себя в ней полуголой. Она бы надела купальный халат, да он висел в ванной. Не придумав ничего лучше, Тинка вытащила из шкафа толстую лыжную куртку и натянула на себя.
Лисси фыркнула:
Зачем ты это достала? Собираешься прятаться от камеры в шкафу?
Нет, собираюсь идти в ванную, — честно ответила Тинка.
Лисси покрутила пальцем у виска.
Наш папочка, конечно, не специалист по мозгам, но все-таки он врач. Советую тебе к нему обратиться.
Отмахнувшись от сестры, Тинка открыла дверь и осторожно выглянула в коридор. Из спальни вышли родители, одетые не как обычно по утрам, а так, будто собрались в театр. Борис надел элегантный темный костюм, на Грит было розовое шелковое платье. Борис галантно подал супруге руку. Смущенно улыбнувшись, Грит взяла его под локоть и отвела глаза в сторону.
Ах, Борис! О, Борис! — защебетала она.
Дражайшая Грит, свет очей моих! — пролепетал в ответ Борис.
Тинка, разинув рот, уставилась на них. Но они ее не заметили и прошли мимо. Борис выступал торжественным шагом, а Грит, которая обычно ходила энергично и быстро, сейчас жеманно семенила рядом. Дойдя до лестницы, они обменялись влюбленными взглядами и вздохами. Как в мелодраме, они не могли оторвать друг от друга глаз.
Нет, это было хуже, чем в мелодраме. Как в самом дурацком любовном фильме, родители замерли в поцелуе, а потом уставились друг на друга, словно после долгой разлуки. Затем снова последовало: «Ах, Борис! О, Борис!» и «Дражайшая Грит, свет очей моих!».
Тинке хотелось только одного — чтобы этот кошмар закончился! Неважно как: пусть даже земля разверзнется и поглотит ее с потрохами... Если в воскресенье одноклассники увидят по телевизору этих воркующих голубков, то будут смеяться над Тинкой и Лисси целую неделю, а то и месяц.
Ведь договорились же вчера вести себя естественно!
И тут Тинка вспомнила про колдовское заклинание. Она повернулась к Лисси, которая как раз потягивалась и зевала во весь рот.
Это ты во всем виновата! — прошипела Тинка. — Сделай что-нибудь сейчас же!
Лисси не видела того, что только что наблюдала Тинка, и не поняла, чего хочет от нее сестра. Неторопливо подойдя к двери, Лисси выглянула в коридор как раз в тот момент, когда Борис взял жену на руки и сказал:
Позволь, я понесу тебя, сокровище мое! Твои нежные ножки не должны касаться этих грубых недостойных ступеней!
Лисси со стоном прошептала:
Вот крокодилья отрыжка! Ужас какой!
Из ванной вышел Стэн. У девочек глаза на лоб полезли. Пробор брата был словно нарисован по линейке, а смазанные гелем черные блестящие волосы лежали идеально — волосок к волоску.
Обычно Стэн бывал ленив, развязен и груб — часто даже подчеркнуто развязен и груб. Он вел себя так, потому что ему казалось, что это круто. Но сегодня утром ни малейшего следа развязности и грубости не наблюдалось. С чопорным видом, чуть запрокинув тщательно причесанную голову, он приблизился к девочкам, остановился перед ними и поклонился, прижав локти. Лисси хихикнула: долговязый Стэн напомнил ей складной ножик.
Надеюсь, вы хорошо отдохнули, дражайшие сестры? — спросил Стэн, как будто изъяснялся так всегда. После этого он повернулся и исчез в своей комнате.
Тинка издала слабый сдавленный звук. Потом прокашлялась и сказала:
* * *
Если для обратного колдовства понадобится столько же времени, все это попадет в телевизор!
В это время распахнулась дверь комнаты Фрэнка, и он появился в коридоре — как обычно, вразвалочку и в солнечных очках. Девочки чувствовали, что смотрит он прямо на них. Или все-таки не на них, а на стенку?
Фрэнк *издал крик — низкий и грозный — и помчался прямо на Тинку и Лисси — точнее, на стенку, у которой они стояли.
Фрэнк, что ты... — закончить вопрос Лисси не успела.
Фрэнк достиг стены, оттолкнулся и попытался взбежать вверх по ней. Ему не удалось подняться даже на высоту своего роста — земное притяжение оказалось сильнее, и Фрэнк упал. Он лежал плашмя, раскинув руки и ноги, и не шевелился.
Вот крокодилья отрыжка! — снова вырвалось у Лисси.
По правде говоря, сочувствия к брату она не испытывала, но вдруг испугалась, что он мог всерьез покалечиться. Опустившись рядом с Фрэнком на корточки, она осторожно ощупала его руку от кисти до плеча и ужасно испугалась, когда Фрэнк неожиданно вскочил.
Да, нужно еще потренироваться! Рекорд — два шага до потолка. Еще немного — и я тоже так смогу!
Девочки уставились на него, не в силах вымолвить ни слова. Наконец Тинка проговорила:
То есть... ты хочешь сказать, что... ты хочешь забраться туда? — Она ткнула пальцем куда-то под потолок.
Ну да! Хождение по стенам! Самый модный спорт в Америке. Уже проводятся чемпионаты. Я стану победителем!
Фрэнк отряхнулся, как промокший пес, поправил очки и, посвистывая, рысцой потрусил на кухню.
Лисси озадаченно взглянула на Тинку:
Этому хорошие манеры и не снились!
По коридору шаркающей походкой шагал Дэвид. Оторвать ноги от пола ему мешали туфли на высоком каблуке. Голову малыша украшала широкополая белая шляпка, которую Грит надевала на свадьбу. Кроме того, он надел шелковую комбинацию, которую утащил у Грит, и мини-юбку Тинки.
Довольно сопя и улыбаясь, Дэвид направлялся к лестнице. Спуститься по ступенькам в непомерно больших туфлях он не смог бы, поэтому радостно взбрыкнул сначала одной ногой, затем второй — туфли полетели вниз, а счастливый Дэвид босиком побежал следом.
Этого зрелища Лисси не выдержала. Наклонившись к уху Тинки, она даже не сказала, а зарычала, как цепная собака:
— Ты поплатишься за то, что отправила эту дурацкую открытку! Горько поплатишься!
Сумасшествие начинается
Перешагивая сразу через три ступеньки, появился Торстен — старший из детей. Он уже учился в университете и перед младшими братьями и сестрами разыгрывал из себя взрослого человека, умудренного жизнью. Торстен снимал комнату в городе, но по-прежнему жил дома: он был немного ленив и не хотел сам готовить еду и стирать свою одежду.
Торстен возник перед сестрами со стопкой книжек в руках, в белоснежной рубашке с небрежно закатанными рукавами. На темных летних брюках болтался ценник. А из кармана доносилась популярная эстрадная мелодия. Торстен достал мобильник и глубоким ленивым голосом произнес: