Девочки переглянулись, и Лисси за­метила:

Похоже, Эдуард Рок настроен серьезно...

Тинка села на край кровати. Она чуть не плакала. Ну как тут не отча­яться?

Вторник пролетел быстро, и девоч­ки не смогли поискать другую книгу. Их повезли в соседний город. Там га­стролировал театр, который играл спек­такли для школьников. Пьеса оказа­лась интересной. В ней рассказывалось про город, в котором все было серое и жителям разрешалось носить только серую одежду, а каждый яркий цветок сразу уничтожался.

После спектакля актеры снова вы­шли на сцену, и школьники смогли за­дать им вопросы. Большинство ребят интересовались, как стать актером или актрисой. Тинка и Лисси с удивлением узнали, что на актера нужно учиться несколько лет. Надо уметь не только громко, четко и выразительно говорить, но и правильно двигаться, танцевать и даже фехтовать...

Лисси наклонилась к Тинке и про­шептала:

Я знаю, что делать. Давай отпра­вим нашу семью на какой-нибудь теп­лый необитаемый остров. Отпуск нужен всем — значит, это будет колдовство на пользу. А мы пригласим домой актеров и сделаем так, чтобы они выглядели как родители и мальчишки-монстры. Они будут вести себя так, как мы захо­тим, и никакого позора!

Тинка засмеялась:

Ты же не думаешь на самом деле, что такое пройдет, правда?

Лисси вздохнула. Разумеется, она так не думала, но почему бы не помечтать?

Девочки вернулись домой после пя­ти часов вечера, уставшие и голодные.

Из подвала доносился такой шум, как будто там одновременно колотили же­лезными крышками от кастрюль и па­лили из дюжины пулеметов. К этому грохоту примешивался душераздираю­щий скрежет. Это Фрэнк и Стэн снова собрали на репетицию свою группу с милым названием «Голодные канни­балы».

Сестры страдальчески закатили гла­за, но им приходилось терпеть. Тем более что это была их вина — они сами наколдовали братьям успех, лишь бы только избавиться от их слежки[1]. Кол­довство удалось, на группу даже обра­тил внимание один музыкальный про­дюсер и стал активно ее продвигать. Но вскоре успех пошел на спад. Вино­ваты в этом были сами музыканты — репетировать как следует им было лень. На одном из концертов они игра­ли настолько плохо, что публика их освистала и продюсер от них отказался.

Девочки поднялись наверх, подаль­ше от кошмарных звуков. На втором этаже посреди коридора стояла Грит и с кем-то разговаривала. Тинка испу­галась не на шутку. Неужели у них до­ма появился Эдуард Рок и рассказал маме, в чем заключается настоящее хобби ее дочерей? Но к счастью, эта мысль туя" же исчезла, поскольку Грит сердито произнесла:

Нет, Дэвид, тебе нельзя это наде­вать! Сними сейчас же!

Любопытство заставило Тинку и Лисси подойти ближе. В чем дело? Мама всегда защищала маленького Дэ­вида, и порой ему разрешалось слиш­ком многое. Почему теперь она разго­варивала с ним так строго, девочкам стало ясно с первого взгляда: Дэвид был в юбке, а поверх своего джемпера, перепачканного вареньем, натянул один из лифчиков Тинки.

Эй! — возмутилась Тинка. — Это не твое! Немедленно отдай!

Дэвид посмотрел на нее, обиженно скривился и заявил:

Я девочка!

Грит попыталась быть терпеливой:

Никакая ты не девочка. Ты маль­чик! Будущий мужчина!

Дэвид энергично крутил головой:

Я девочка, девочка, девочка! И на­деваю только девчачью одежду!

Да надевай какую хочешь, толь­ко не мою! — не выдержала Тинка и попыталась сорвать с него свой лиф­чик.

Дэвид не стал сопротивляться, поз­волил себя раздеть, потом втянул жи­вот, чтобы юбка свалилась на пол. Оказавшись до пояса голышом, он оби­женно пригрозил:

Или буду носить девчачью одеж­ду, или вообще никакую!

Грит попробовала убедить его:

На улице холодно, малыш. Ты простудишься.

Но Дэвид крепко сжал губы и толь­ко мотал головой.

Некрасиво ходить голым. Тебя будут дразнить.

Дэвид упрямо пожал плечами, будто хотел сказать, что ему все равно.

Лисси присела на корточки перед братишкой и заглянула ему в лицо:

Помнишь тот большой грузовик, который мы видели в магазине? Ты получишь его, если не будешь надевать девчачьи вещи.

Тинка никогда не слышала, чтобы Лисси говорила так мягко.

Дэвид задумался. Думал он напря­женно и долго. Потом решительно по­смотрел на сестру и твердо ответил:

Нет!

Лисси схватила его за плечи и силь­но встряхнула.

Если будешь брать наши с Тинкой вещи, я тебя больно отшлепаю! Понял?

Дэвид сморщился, всхлипнул раз, другой и разревелся. Он рыдал так горько, что слезы лились из его глаз ручьями. В поисках защиты он обхва­тил Грит за ногу и уткнулся ей в юбку.

Ли-и-исси противная-а-а-а! — ре­вел Дэвид.

Пытаясь успокоить малыша, Грит гладила его по голове и смотрела на девочек полным отчаяния взглядом. Она тоже не знала, что делать. Но тут Дэвид неожиданно перестал рыдать, в мгнове­ние ока вырвал у Тинки лифчик, под­хватил с пола юбку и скрылся с ними в ванной. Дверь хлопнула, замок щелк­нул — Дэвид заперся изнутри.

Госпожа Клювель-Тедимайер схва­тилась за голову:

Только этого нам не хватало! Две недели назад такое уже было —

Дэвид заперся в ванной и наотрез от­казался выходить. Пришлось вызывать слесаря и вскрывать дверь, после чего замок перестал работать и его при­шлось сменить. Все вместе это стоило столько же, сколько три больших игру­шечных грузовика, но Дэвида, видимо, тот случай ничему не научил.

Целый час Грит и девочки провели под дверью в ванную, уговаривая Дэвида выйти. Они то сюсюкали сладкими голо­сами и обещали малышу подарки, если он откроет дверь, то теряли терпение и грозились на всю жизнь лишить упрям­ца сладкого и выкинуть все его игрушеч­ные машинки, но ничего не помогало.

Вдруг Тинка сказала:

Мне надо в туалет!

Еще один туалет находился на пер­вом этаже, возле кухни, и Тинка уже собиралась спуститься, когда Грит ос­тановила ее:

Придется тебе идти к соседям. Туалет внизу засорился — Дэвид запих­нул в него почти всю одежду из своего шкафа.

В восемь часов вечера свершилось чудо. Борис уже собирался звонить слесарю, когда дверь открылась и из ванной вышел сияющий Дэвид. На нем были черные кружевные трусики (Грит возмущенно воскликнула: «Дэвид, кто тебе позволил рыться в моих вещах?!») и Тинкин лифчик. В одной руке он держал шелковую юбку, в другой — туфли Грит на высоком каблуке.

— Правда, я красивый? — спросил он. Родители не знали, радоваться им или ругаться, поэтому ограничились глубокими вздохами.