Он растерялся — не столько из-за моего вопроса, сколько из-за яда, которым был пропитан мой голос, когда я его задавала…

Я встаю и начинаю одеваться, он сидит на кровати.

— Подожди…

— Ты готов, взять на содержание тридцатилетнюю женщину, у которой нет ни какой профессии? Твоей зарплаты хватит, чтобы прокормить нас обоих? А если я залечу, что тогда — уговоришь меня сделать аборт или уговоришь родить? А если я рожу, сможешь нас всех прокормить? А если родятся двойняшки или тройняшки, что тогда?

— Кстати, мы не предохранялись, — замечает он, натягивая брюки. Его красивое лицо становится холодным и злым.

— Не волнуйся — у меня месячные, только два дня назад закончились. Теоретически — я не могу залететь.

Он усмехается. Я уже одетая, сажусь в кресло напротив него.

— Я понимаю тебя, — говорит он, — оставить особняк и мужа миллионера, переехать сюда в эту жалкую квартиру… Я слишком размечтался!

— Дело не в этом… — выражение его лица пугает меня, поэтому я стараюсь говорить ласково и примирительно, — Посмотри на меня — неужели ты не видишь? Я старше тебя на десять лет, но я инфантильна и избалована. Что ты будешь делать со мной? Я даже готовить не умею! А ещё, я боюсь — просто боюсь, что ты разлюбишь меня, что однажды тебе самому надоест эта жалкая квартира и ты захочешь вернуться домой к маме и к папе… А с чем останусь я?

— По-твоему, я тоже инфантильный?

— Я не знаю…

— Ты не уверена во мне?

— Да. Я всё-таки слишком не долго с тобой знакома… И я не уверена, что могу судить о тебе объективно, потому что я кажется, тоже в тебя влюблена…

— Кажется? — спрашивает он, чуть удивлённый.

— Ты ещё слишком молод — ты и сам себя ещё не знаешь. Тебе рано брать на себя такую ответственность. Ты же и сам это понимаешь?

— Я знаю, что в наше время не модно жениться, когда тебе двадцать… Но буду ли я любить кого-нибудь так же сильно, как тебя сейчас, когда мне будет тридцать? И если нет, то какой смысл тогда жениться?

— Но будешь ли ты, когда тебе будет тридцать, а мне сорок, всё ещё любить меня так же, как сейчас?

— Но будешь ли ты, когда тебе будет сорок, всё так же жить со своим старикашкой — без секса, без любви, без детей? Жизнь обеспеченная, но пустая — это то, чего ты хочешь?

— Я надеюсь, что может быть, он скоро умрёт — через год, через два, через три…

— Он чем-то болен?

— Нет, но ведь он уже стар.

— Я видел вас неделю назад.

— Что?!

— Я следил за тобой и им — утром, во время вашей прогулки. Мне хотелось посмотреть на него, попытаться понять, что он за человек — такой ли, как ты его описываешь или нет. А ещё, я надеялся что, наблюдая за вами, смогу понять — правда ли, что ты не спишь с ним…

— Ну и как, понял?

— Да — ты не солгала мне. И его ты описала довольно точно — он ничтожество. Но он из тех, кто не отдаёт отчёта в собственной ничтожности — он не думает об этом, не рефлексирует и очень цепко держится за жизнь. — Костя закуривает сигарету и продолжает. — Вместе со своей собакой он выглядел таким энергичным и довольным! А ты… Я был шокирован — ты была так не похожа на себя. Ты выглядела так, будто тебе всё равно кто ты, где и зачем. Ты вся была погружена в свои мысли, лицо отсутствующее, а когда он вынуждал тебя, что-то отвечать ему, оно становилось раздосадованным и злым. А ему было всё равно — он будто и не замечал этого! Ты счастлива?

— Зачем спрашиваешь? Ответ очевиден. Но я вообще в счастье не очень то верю…

— Ты планируешь убить его?

— Нет, что ты! Я не на столько умна, чтобы убить его без последствий для себя. К тому же, я хоть и не очень верующая, но всё же боюсь попасть в ад.

— Замечательно! — говорит он скептически. — Почему ты вообще вышла за него?

— Я уже рассказывала тебе — у меня не было причин для отказа. С Японией пришло время завязать, а других мужчин, жаждущих на мне жениться, на горизонте не было.

— Ты хочешь родить ребёнка?

— Одно время хотела, так сильно, что даже рекламу подгузников по телевизору смотреть не могла — у меня истерика начиналась… Но мужики от меня в это время бегали, как чёрт от ладана — будто чуяли что-то, сукины сыны! Поэтому залететь ни от кого не довелось. А потом это прошло… И сейчас я уже не уверена, что мне нужен ребёнок. Зачем? Быть свободной, заботиться только о себе намного легче, легче и лучше.

— Всё-таки не случайно твои коллеги по работе тебя эгоисткой обзывали…

— Все люди эгоисты!

— Не все. Ты будешь удивлена, но большинство людей живут не только для самих себя и в этом их счастье. Они верят и в дружбу, и в любовь, и в то, что нужно работать даже тогда, когда у тебя есть деньги, потому что работают они не только ради денег.

— Ради того, чтобы помочь ближнему? — спрашиваю я, ехидничая.

— Ради того, чтобы реализовать себя, чтобы чувствовать себя личностью — человеком, который не зря живёт на свете.

— Женщины веками жили, не работая, и прекрасно себя чувствовали!

— Ты не можешь знать, как эти женщины себя чувствовали.

— Знаю, потому что я, не работающая женщина и, тем не менее, чувствую себя личностью!

— Если ты чувствуешь себя личностью, то почему не веришь, что кто-то может любить тебя всю жизнь?

— Ни кто, ни кого не любит всю жизнь.

— Не обобщай. Для тебя любовь — это те интрижки, которые пресыщенные и скучающие японские бизнесмены заводили с молоденькими дурочками! — он останавливается, чтобы взять себя в руки — мы оба на взводе. — Но я не об этом хочу поговорить… — продолжает он, — Послушай, неужели ты не понимаешь, что ты просто заложница собственной лени? Неужели ты даже в детстве не мечтала о том, кем станешь, когда вырастешь?

— Кем я мечтала стать, когда вырасту? Королевой красоты… Мисс Вселенной.

— Что?!

— Я мечтала победить на конкурсе “Мисс Вселенная”. Теперь уже не смогу — участницы должны быть не старше двадцати шести лет.

— И не замужние. Да, запущенный случай… — говорит он, стараясь скрыть улыбку. — А ты участвовала когда-нибудь в этих конкурсах?

— Меня не брали — отсеивали ещё на предварительном этапе, хотя я была красивее многих из тех девушек, которых выбирали. Но я боялась сцены — слишком волновалась, коленки тряслись и губы тоже. Знаешь, какой жалкой себя чувствуешь, когда пытаешься улыбнуться трясущимися губами?

Мы так ни о чём и не договорились. Он заказал мне такси.

Перед тем, как выйти вместе со мной из квартиры, он останавливается в дверях, смотрит мне в глаза и спрашивает:

— Мы ведь завтра увидимся?