— Дас ист артист? О! Зер гут! Зер шеен гут! — раздался рядом жизнерадостный голос Гюнтера. Подпрыгивая и приседая, немец щелкал кнопками камеры, снимая стену с разных точек.

— Гюнтер говорит, что это очень хорошо. Он спрашивает, не ты ли это нарисовал, — обратилась к Роману появившаяся рядом Юлина мама.

— Он, — Петр Васильевич махнул рукой и покачал головой. — Именно он.

— О! Дас ист гросс! Дас ист… — что-то оживленно лопоча, немец обратился к переводчице.

— Это Гюнтер, наш партнер, — продолжала переводить мама. — Он коллекционирует граффити. В его коллекции уже… ваген зи?

— Айнундфюнфцих!

— Пятьдесят один образец! Но здесь — просто шедевр. Молодой человек, могу вас поздравить. Оказывается, у вас большой талант. Эта картинка достойна того, чтобы войти в известнейшие каталоги! Гюнтер предлагает вам работу в его дизайнерской группе в Германии и пять тысяч марок за права на картинку.

— Пять тысяч марок? Работа в дизайнерской группе? — ошеломленный Роман все еще не понимал, что происходит. Голова у него шла кругом. Только что его чуть не побили, а теперь предлагают работу за границей и бешеные деньги за картинку, которую нарисовал совсем даже не он!

— Да, именно так.

— А чем они занимаются? Тайком расписывают стены и шокируют добропорядочных бюргеров?

— О нет. Гюнтер солидный бизнесмен. Он даже на хобби делает деньги. Граффити-туризм — одно из самых прибыльных дел последних лет! Есть чудаки, готовые выложить за возможность попрыскать из аэрозоля на стены огромные деньги.

— Так, стало быть, Гюнтер предлагает этому охламону работу? — хмуро усмехнулся Петр Васильевич. Не поднимая глаз, он покусывал травинку.

— Да, представь себе! Говорит, у мальчишки редкий талант.

— Что ж, прекрасно. Значит, не пропадет. С завтрашнего дня ты уволен! — бросил мужчина Роману.

— Но Петр Васильевич! — Роман рванулся к хозяину, однако тот резким жестом остановил его.

— Все! И больше я не желаю иметь с тобой никаких дел. Заканчивай и убирайся.

— А… а как же зарплата? За эту неделю?

— Зарплата!? И ты еще смеешь упоминать об этом? Да этих твоих жалких грошей не хватит даже на то, чтобы содрать со стены эту гадость, не говоря уже о том, чтобы оштукатурить все заново! Я лишаю тебя зарплаты. В счет издержек за ремонт стены. А сейчас… сейчас выкини все это, — хозяин брезгливо указал на пакет с баллончиками. — И больше мне на глаза не попадайся! Кстати, я тут пораздумал… Я должен огорчить тебя по поводу пяти тысяч марок. Поскольку стена — моя собственность, то и все, что на ней нарисовано, принадлежит мне. Ясно? Если у Гюнтера будет желание, мы можем обсудить детали позже, — это уже было сказано маме.

Дождь хлынул с новой силой, хозяева и гость поспешили укрыться в коттедже. Лишь Роман, накинув на голову капюшон, угрюмо кромсал большими ножницами кусты.

Юле так и не удалось увидеть собственное творение. Но не это занимало ее сейчас — она все еще находилась под впечатлением только что услышанного разговора. Чувства ее бурлили, кипели, они были странные, ей самой не понятные — смесь негодования и восторга, радости и страха. Каждому из участников только что услышанного разговора достались разные цвета ее эмоций: восхищение Гюнтера и его неожиданные предложения Роману были теплыми, розово-желтыми; поведение отца — коричневое и колючее, а что до Романа… Роман вдруг открылся ей в совершенно новом свете.

Казалось, она должна была злиться и негодовать на этого недотепу — все ее планы рухнули, теперь ее ни за что не «накажут» ссылкой в Москву. Но в то же время поступок парня поразил, восхитил ее своей смелостью. Не так-то просто было противостоять разгневанному отцу! Он действительно мог ударить. Интересно, а ее бы он ударил, если бы узнал правду?

— Дочь? Ты чего это зависла на лестнице? Спускайся, поздороваемся! — отец, широко улыбаясь, развел руки, приглашая ее в свои объятья.

Но Юля не хотела мира. Кое-что она считала несправедливым. А жить в несправедливом мире Юлия не желала.

Поэтому вместо приветствия она задала отцу вопрос:

— Па, ты заплатил Роману? Ты ведь ему должен за эту неделю!

— Подслушивала? — отец опустил руки, улыбка погасла. Голос его стал резким и холодным.

— Вы не особенно-то секретничали! — отпарировала Юля. — Кроме меня весь поселок в курсе. Так как насчет Романа?

— Это не твое дело!

— Как — не мое? Ты нанял человека, а теперь не хочешь ему платить! Ты ему должен за неделю.

— Ничего я ему не должен! Ты видела, что он натворил? Нет? Не видела? И бабуля твоя тоже ничего не видела. В этом доме кто-нибудь что-нибудь видит? Так что я ему ничего не должен. Это он пока еще передо мной в долгу за порчу имущества!

— Ты вычел у него из зарплаты?!

— А как, по-твоему, я должен поступить? Надо же кому-то вас учить! Скажи спасибо Гюнтеру, что этот работничек вообще цел остался.

— Папа! Он не виноват! И ремонт делать не надо! С шедеврами так нельзя!

— А с чужой стеной можно? А со мной?

— А что бы ты сказал, если бы узнал, что рисовал не он?

— Не он? А кто же?

— Ну, скажем… я, — честно говоря, признание далось Юле не без усилия: она не думала, что отец так рассердится и будет так страшно!

— Нечего его выгораживать! Я все равно не поверю. Пусть получит свое! — отрезал отец.

— Вот именно, пусть получит! Папа, это нечестно. Человек же работал! Я сама заплачу ему.

— Вот как? И откуда же ты возьмешь деньги?

— Из своих карманных.

— Дело твое! Останешься без денег — пеняй на себя. Больше не получишь. И еще. Я считаю, что на время ремонта стены тебе нужно вернуться в Москву. И настаиваю на этом!

Резко развернувшись, отец вышел из холла. Рассерженная Юля шлепнулась на ступеньку. Она сидела, обхватив коленки руками, и думала, что нет в мире справедливости.

Роман, который случайно в этот самый момент оказался возле двери, слышал весь разговор. Надо же! Заноза встала на его защиту! И даже собирается ему заплатить. Что ж, это мило с ее стороны. Но денег он с нее не возьмет.

Крадучись, он вошел в холл, осмотрелся и… встретился с ней взглядом.

— Ты все слышал? — тихо спросила девочка.

— Да. Спасибо. Но только… мне не нужны эти деньги.

— А мне не нужны защитники! Зачем ты соврал? Зачем выгородил меня?

— Зачем? Да ни зачем. Просто мне понравилось.

— Что понравилось?

— То, что ты нарисовала на стене. Я считаю, что это жутко талантливо. А твой отец… Он был так сердит, — Роман крутил в руках кепку и смотрел в пол.