адскую жару. В центре спальни — ложе под золотым балдахином. Он и впрямь золотой, сплетен из миниатюрных колец, мелодично звякнувших, стоило Мармеладову откинуть полог.

У кровати стоял высокий мужчина в зеленом адрясе[13]. Сыщик на мгновенье задумался, вспоминая галерею в ателье — Севрюгин развесил портреты влиятельных лиц Персии, которых доводилось фотографировать. Таким образом, он одновременно повышал собственный статус — что на Востоке, зачастую, важнее любых богатств, — и цену снимков. «Ни один уважающий себя перс не пожалеет пары лишних туманов[14] за работу придворного мастера…» Большую часть похвальбы старика можно пропустить. А что он говорил дальше? Указывая на этого человека? «Коварный, как тысяча чертей, да к тому же пожрать не дурак…» Пожалуй, тоже опустим, хотя про коварство стоит принять к сведению. Ага, вот оно: «…великий визирь Азугар-хан».

По фотографии Мармеладов опознал и убитого. Али-Мирза носил усы. Не такие пышные, как у отца, но справедливости ради стоит отметить, что у Насреддина было больше тридцати лет форы. Пышные усы шаха занимали пол лица, вздымались как девятый вал на известной картине, они повергали в благоговейный трепет верноподданных и до одури пугали врагов персидского престола. У наследника же растительность была довольно хлипкой, хватало лишь на небольшие завитки, подкрученные вверх. Сейчас они безжизненно повисли, а в уголках губ принца скопилась лиловая пена.

— Его Высочество отравлен. Мой личный лекарь осмотрел тело и пришел к выводу, что яд вызвал затрудненное дыхание, спазмы в горле и паралич сердца, от которого умер принц, — садразам говорил по-русски бегло, но с таким гортанным акцентом, что половину слов невозможно было разобрать. — Джабар изучает еду и питье, чтобы установить, куда именно подмешали проклятое зелье.

Азугар-хан кивнул в дальний угол спальни. Против ожидания, доктор не был похож на сморщенный гриб с крючковатым носом, какими предстают придворные алхимики и звездочеты в «Тысяче и одной ночи». Дородный детина в шелковых перчатках разрезал пополам персики, груши и даже виноградины, обнюхивал их, а после бросал в фарфоровую вазу все, что не вызвало подозрений. Остальные фрукты протягивал слугам. Те покорно ели. Судя по раздражению лекаря, отыскать отраву пока не удалось.

— Обычно Его Высочество живет в собственном дворце в Табризе, — продолжал визирь, — но это лето выдалось слишком жарким, и Али-Мирза приехал к отцу, погостить. С ним приехали слуги, повара, любимые наложницы… Лишь охранников для принца подбирал я. Именно поэтому они первым делом поспешили ко мне. Шах Насреддин, да ниспошлет ему Аллах все блага земные, спит и не знает о гибели сына. К восходу солнца мы должны принести повелителю голову убийцы.

Он не стал добавлять «иначе» и многозначительно умолкать, как это сделал бы любой вельможа в Санкт-Петербурге. И не потому, что на Востоке не любят драматичных пауз, о нет — их любят и постоянно используют все: менялы на рынке, погонщики верблюдов, достопочтенные муллы и недостойные свахи, бедняки, богачи, дети и седые старцы, и даже сам великий визирь в иных ситуациях. Но сейчас никто даже помыслить не мог, что возможно какое-нибудь «иначе».

Лекарь разразился витиеватыми проклятиями, потом подполз на коленях к Азугар-хану и жалобно заголосил по-персидски.

— Что он говорит? — спросил сыщик у Севрюгина.

— Вкратце… Джабар ничего не нашел, вообще ни крупинки яда, — перевел фотограф, отбрасывая причудливые арабески, которыми жители Востока украшают свою речь. — Он проверил воду, гранатовый сок и апельсиновый щербет, проверил каждую ягодку и даже масло в светильниках. Хотя последнее, на мой взгляд, лишнее. Если бы принца убили отравленным дымом, то пострадали бы и все прочие, находившиеся в опочивальне.

— А здесь был кто-то еще? — удивился Мармеладов.

— Безусловно! Августейшим особам и в России, и в Европе редко удается остаться в полном одиночестве, что уж говорить о восточных правителях с их неистребимой подозрительностью. Али-Мирза требовал, чтобы его покой охраняли четверо ассасинов — по одному в каждом углу комнаты. Кроме того, в спальне постоянно дежурили слуги, ведь эти изнеженные корольки, — тут Севрюгин понизил голос до еле слышного шепота, — не умеют даже подтереть задницу самостоятельно…

— То есть в момент убийства в спальне ошивалась целая банда! Четверо телохранителей, плюс, — сыщик пересчитал пальцем, — трое слуг.

— А еще евнух и наложница, — добавил фотограф.

— Надо же… И как принц умудрялся засыпать посреди такой толпы?! Подозреваемых допросили?

— Вот в этом, мой друг, главная загвоздка. Мы установили совершенно точно, что за десять минут до полуночи к Али-Мирзе привели наложницу и в тот момент он был еще жив. Звуки, доносившиеся из-под балдахина — весьма характерные звуки, если вы меня понимаете, — не позволяют в этом усомниться. Примерно полчаса спустя евнух увел девушку обратно в гарем. Слуги наблюдали за балдахином, не шевельнется ли. Принц любил, чтобы к нему бросались со всех ног, стоит только рукой взмахнуть, а если сразу не прибегали, и приходилось звонить в колокольчик — дрожал от ярости. Тогда нерасторопных лакеев били палками… Но я отвлекся. Важно, что слуги клянутся: не видели даже малейшего движения. Еще через десять минут заволновались ассасины, поскольку принц не храпел.

— А обычно храпел? — уточнил сыщик.

— Обычно от его благословенного храпа дрожали стены и сотрясались колонны, — усмехнулся Севрюгин, но тут же посерьезнел вновь. — А тут — тишина. Охранники долго не решались заглянуть под балдахин. Оно и понятно, ведь если Али-Мирза не спит, то подобное любопытство граничит с оскорблением Его Высочества, и аукнется смертной казнью. Потом начальник караула принял гениальное решение и острием сабли подтолкнул к ложу одного из слуг. Тот осторожно потянул полог и тут же отпрыгнул с воплями… Двое ассасинов поспешили на женскую половину, чтобы скрутить наложницу — она подходила к принцу ближе всех, значит первая подозреваемая. Но по пути к гарему, в темном коридоре, нашли труп евнуха. Ему вонзили кинжал в спину. Тонкое лезвие, легко спрятать в рукаве или высокой прическе.

— А убийцы и след простыл, — подытожил Мармеладов.

— Да куда бы она сбежала? Здесь за каждой занавеской таится стражник, а выходы стерегут, как зеницу ока.

— Зеницу… Ока…

— Что с вами, Родион Романович?

— Ничего, мелькнула мысль… Продолжайте.

— Хитрая бестия зарезала единственного свидетеля, ведь кроме евнуха никто не мог опознать какую из наложниц велел привести Али-Мирза этой ночью. У них нет распорядка, все зависит от похоти… Простите, оговорился. Зависит от прихоти принца. А лицо девка