***

Было похоже на то, что, став во время войны генералом, Парк не случайно взял Лесса к себе и почти неограниченно доверял ему: Лесс оказался вполне на месте в роли не то секретаря по печати, не то офицера связи при этом политическом деятеле в генеральском мундире. Как и многие его друзья и противники, Майкл Парк и в военной форме продолжал свое дело: большую политику и большой бизнес. Как и другим дельцам подобного рода, Парку нужен был литературный секретарь, биограф и рупор, целиком зависящий от его воли, — иными словами, ему нужен был совершенно свой "независимый" журналист. Таким журналистом в офицерской куртке и был Лесс, воображавший, будто с концом войны может двигаться, куда ему заблагорассудится. Сначала ему и в голову не приходило удивляться: почему интересы агентства "Глобус", которое он попутно обслуживал, всегда удивительно совпадали с планами Евы. А планы Евы — с интересами Парка?

У подруги Лесса был собственный двухмоторный "глобтроттер" — первоклассная машина со всеми удобствами. Самолет быстро переносил Еву из конца в конец земного шара. Все шло отлично: Лесс был хорошо осведомленным ловцом новостей. Всякое политическое убийство за границей, переворот, раскрытие заговора — обо всем он узнавал на несколько часов раньше своих коллег-журналистов. Но после нескольких полетов, проделанных с Евой, Лесс начал понимать, в чем секрет такой информированности: политические перевороты, заговоры диктаторов, убийства революционных вождей или приход к власти новых диктаторов происходили именно там, куда прилетала рыжеволосая подруга Лесса. В начале июня 1953 года они высадились на боннском аэродроме и, пробыв два дня в столице федерального рейха, чтобы повидаться с главою разведки генералом Геленом, улетели в Мюнхен. Лесс несколько раз возил Еву в дом № 49 по Штарнберг-Пекинг, где прежде помещалось бюро "организации Гелена". Со Штарнберг-Пекинг Ева ездила на Энглишер-Гартен. По ее словам, Лесс мог там заработать хороший куш — стоило сделать передачу для радиостанции "Свободная Европа".

Из-за этого предложения Лесс и Ева поссорились: как ни презирал Лесс самого себя, но выступать по станции "Свободная Европа" — значило публично поставить на себе печать подлеца. Он отказался. Ева разозлилась.

Их следующая посадка была в Темпельхофе — Западный Берлин. По кое-каким замечаниям незнакомых Лессу спутников Евы он понял: тому, что Ева будет делать в Берлине, придается значение куда большее, чем многим из ее прежних дел. И действительно, всего через четыре дня после их прилета — в тот самый день, когда Ева приказала своему пилоту быть наготове к экстренному вылету, — разразился бунт заговорщиков против правительства ГДР.

Утром этого дня, 17 июня 1953 года, вылетая из Берлина, Ева сказала Лессу:

— Немножко побудем в Париже и — как можно скорее домой.

— А что там горит? — спросил Лесс.

— Бумаги всех предприятий Восточной зоны, в каких были вложены капиталы наших дельцов, полезут вверх. А мы… — Ева рассмеялась и, задернув окошечко в пилотскую кабину, прильнула к Лессу: — У нас будут настоящие деньги.

На следующее утро, лежа в постели парижского отеля, Ева получила телеграмму, которая заставила ее зубами вцепиться в одеяло. К вечеру, когда стало окончательно известно, что дела заговорщиков в ГДР совсем плохи, Ева и Лесс вылетели домой.

И снова длинная серия путешествий. Ева и Лесс летали, плавали, ездили в поездах и на автомобилях. Париж, Бонн, Лондон. И снова Париж.

Несколько раз в парижском отеле, где жили Ева и Лесс, появлялись Менахим Бейген — вожак израильских фашистов — и начальник израильского генштаба Моше Даян. Лессу было ясно: они свои люди для миссис Шоу. Аперитивы, завтраки и ужины проходят в интимной атмосфере.

Все осточертело Лессу. Он взбунтовался. Он не хотел больше никуда летать. И, наверное, не полетел бы, если бы не профессиональная жадность ко всему, от чего пахнет нефтью. Плохим был бы он журналистом, если при слове "нефть" уши его не загорались. А именно это слово обронила Ева, когда заявила, что должна еще разок, всего один разок, слетать на Ближний Восток. Она утверждала, что на этот раз игра крупнее, чем когда-либо.

Лесс полетел. Хотя и с неохотой лез в этот бурлящий восточный котел, над которым поднимались ядовитые пары нефти и крови. Истинный смысл их путешествия открылся Лессу уже в самолете.

— Чтобы иметь возможность заполнить вакуум, нужно уметь его создать, — сказала Ева.

По-видимому, она была уверена, что умеет это делать. Они летели создавать вакуум в "сером районе" Аравийского полуострова — они должны были подорвать волю арабов к борьбе за независимость.

Снова "глобтроттер", не уставая, гудел моторами. Париж, Бонн, Лондон, через Атлантику и опять в Бонн, в Париж. Пятьдесят шестой год обещал быть особенно бурным. Собирались тучи над Египтом. Лесс с Евой прилетели в Тель-Авив, и через день Лесс увидел движущиеся к Суэцкому каналу транспорты с оружием, прошедшим через руки Евы. Он слышал истошные крики молодчиков Менахима Бейгена о "великом Израиле", о "конце проклятых арабов". Но Лессу не дали досмотреть и дослушать: через несколько часов Ева снова была в Мюнхене и ехала на Шаумбург-Липпештрассе для свидания с доктором Таубергом. Этот Тауберг был хорошо известен журналистам как руководитель "Союза за мир и свободу". На деньги, получаемые из-за границы, он насаждал "мир" в Европе и боролся за "свободу" европейцев. Поскольку Тауберг в прошлом руководил работой гитлеровской разведки против Коминтерна и диверсионной службой "Ост", можно было догадаться: в его беседах с Евой речь шла о том, что должно произойти на востоке. В тот же день "глобтроттер" перенес Еву и Лесса в Вену. Там Лессу удалось напиться. Он проспал два дня, пока Ева носилась по своим делам. Было несколько странно, что она так неожиданно оторвалась от тщательно и долго подготовлявшихся событий у Суэца, но все перестало быть странным, когда Ева вернулась в гостиницу со своим старым приятелем Джоновеном. Лесс тоже хорошо знал этого генерала — организатора и начальника одной из разведывательно-диверсионных служб во времена второй мировой войны. Хорошенько подкрепившись шотландской водкой, Джоновен похлопал Лесса по плечу:

— Ну-ну, не нужно вешать носа: недалек день, когда вы сможете посылать корреспонденции из Будапешта. Пожалуй, это будут самые интересные известия за послевоенные годы.

Первого ноября Ева сказала Лессу:

— Я познакомлю тебя с одним из самых нужных нам людей: князь Хубертус цу Левенштейн-Вертхейм-Фрайденберг. Самый настоящий князь, понимаешь. — При этом в глазах Евы появился такой неподдельный восторг, что Лесс расхохотался: она так привыкла к фальшивым титулам и выдуманным именам, что появление настоящего князя с родословной и капиталом приводило ее в детский восторг. Захлебываясь от удовольствия, она говорила: — Да, хотела бы я быть на его месте: металл, бокситы, нефть — словно господь бог создал все это для него! Замки и княжеская корона! Это же просто здорово — это шикарно, мой мальчик!

— Но при чем тут я?! — проворчал Лесс. — Мне дьявольски надоело. Хочу домой.