Мы паркуемся у Галереи устойчивого развития Сингапура, переходим дамбу Марина-Барраж и оказываемся в парке Марина-Ист. Там мы отправляемся в путь по бетонной велодорожке, петляющей среди газонов, где недавно сняли дерн. Уже вечер, и над травой роится всевозможная мошкара, а на нее охотятся крупные стрекозы. Озеленитель в оранжевом жилете и кепке фотографирует на смартфон безупречно скошенный газон, садится на велосипед и уезжает. На дорожке тут и там лежат высушенные и переломанные останки крупных черно-желтых многоножек, безуспешно пытавшихся пересечь раскаленный от жары бетон. Это Anoplodesmus saussurii, очередной чужеродный вид, объясняет Соянь.

Мы сворачиваем направо, на песчаную тропинку между прибрежных кустарников. Тропинка ведет к крупному участку намытой земли, откуда видны стоящие на якоре корабли. На другом краю береговой косы несколько человек с биноклями и подзорными трубами наблюдают за птицами. «У нас в Сингапуре около двух тысяч таких наблюдателей, – говорит Соянь. – А еще несколько сотен интересуются стрекозами и бабочками. Есть и те, кто собирает ракушки, но их совсем мало». Соянь достает бинокль. «На кого они там смотрят? – бормочет он и приглядывается к тем людям. – Ха! На домовую ворону!»

Двенадцать горожан вооружились современным оборудованием и наблюдают за одной-единственной птицей, принадлежащей к инвазивному виду. Для городских натуралистов во всем мире это привычная картина. Биологи – как профессионалы, так и любители – обычно живут в городах, как и все остальные. Здесь же имеются библиотеки, естественнонаучные коллекции и общества любителей природы. При такой концентрации знаний и интереса к биологическому разнообразию неудивительно, что город является одним из наиболее изученных местообитаний в мире. Кроме того, здесь ярче всего пылает огонь чувств, которые мы испытываем к другим видам. От рассказа о домовой вороне мы перейдем к этюду о городской природе, полному страсти, трагических смертей и убийств из политических соображений.

Сингапур – не единственный на свете город, оккупированный домовыми воронами. Люди давно развозят их по тропикам – иногда это делается специально, чтобы те собирали мусор или контролировали популяцию вредителей, а иногда вороны пробираются на корабли незамеченными. Помимо Сингапура они поселились во многих странах Юго-Восточной Азии, Ближнего Востока и Восточной Африки. Более того, в дикой природе они уже не живут – только в тропических городах, больших и маленьких. Вот что писал о них биофилософ Том ван Дорен: «Скажем так, если и есть у этих птиц “естественная среда”, то это мы».

А в 1994 году случилось нечто знаменательное. Две домовые вороны, самец и самка, очутились в порту Роттердама, что на 52 градусах северной широты, – скорее всего, пробрались на грузовой корабль в далеком Египте. Они чудом пережили холодную зиму 1996–1997 года, когда температура в Нидерландах опускалась до –20 °C, а на следующий год свили гнездо, где у них вылупились птенцы. Вскоре на деревьях вокруг футбольного поля образовалась целая колония ворон. Для витья гнезд они вытаскивали из разбросанных в порту канатов разноцветные нейлоновые нитки, а птенцов кормили объедками с местного рыбного рынка. К 2013 году их популяция достигла примерно 30 особей, а любители наблюдать за птицами, желающие вживую поглядеть на заморский вид, стали частыми гостями в порту.

Как выжили на севере птицы, обитающие в самых жарких уголках мира, остается загадкой. Наверняка немалую роль сыграли городской остров тепла и умеренный морской климат. Но к этой загадке и ко многим другим мы вернемся позже. Сначала нам предстоит узнать о печальной судьбе этой замечательной популяции. Увы, не все отнеслись к воронам так же доброжелательно, как наблюдатели за птицами.

Их появление очень не понравилось роттердамским властям. Им было известно, что вороны везде считаются вредителями, и потому, к негодованию любителей птиц, был издан приказ их истребить. Поначалу местной общественной организации по защите животных удавалось противостоять властям: там заявили, что этот вид птиц относится к охраняемым. Впрочем, вскоре домовых ворон официально лишили этого статуса, а в 2014 году суд постановил, что их даже можно отстреливать. Чтобы разделаться с ними поскорее, власти наняли профессионального охотника.

Но легко сказать, да нелегко ворону поймать. Жители Хук-ван-Холланда, портового района Роттердама, организовали комитет по защите домовых ворон и начали активно протестовать против отстрела. Один раз охотник нечаянно подстрелил нескольких галок, сославшись в интервью для газеты Algemeen Dagblad на то, что они «правда очень похожи», – разумеется, симпатий ему это не прибавило. Кроме того, домовые вороны оказались умнее, чем считали люди. После того как охотник подстрелил нескольких особей, остальные тут же поняли, что запахло жареным. «Они начинают орать, лишь завидев мою машину, – жаловался охотник. – Умные, блин, пташки».

Через два года для ворон настали совсем трудные времена. Охотник стал ездить на отстрел в машине супруги или надевать смешную красную шляпу, чтобы его не узнали, а уклоняться от пуль удавалось лишь малому числу птиц. Через некоторое время (к слову, немалое) почти все они были истреблены – их чучела хранятся в Музее естественной истории Роттердама. Впрочем, ходят слухи, что несколько особей выжили.

Узнать наверняка, сколько их осталось (если это правда) и где они теперь обитают, очень сложно. На нидерландском сайте waarneming.nl, куда натуралисты выкладывают свои наблюдения за дикими животными, о домовых воронах нет ни слова: никто не хочет навести охотника на их след. В группе на Facebook, посвященной воронам, тоже тихо. Я пишу Сабине Риткерк, члену комитета по защите ворон, и объясняю, что хочу добраться до рыбного рынка и поискать беглянок. Сначала она отвечает с явным недоверием и утверждает, что в Хук-ван-Холланде не осталось домовых ворон, но в ходе переписки мне все-таки удается убедить ее, что ни на каких охотников я не работаю. В конце концов она сообщает мне по секрету, что выжившие особи покинули территорию рынка и теперь живут там, где безопаснее. «Они прячутся среди людей – там, где охотники их не достанут. Попытайте удачи в торговом центре», – советует она.

Итак, на дворе прекрасное летнее утро, и я отправляюсь в торговый район Хук-ван-Холланда, где скрываются домовые вороны. Там на площади помимо стриженых вязов можно найти несколько закусочных, газетный киоск, два соперничающих друг с другом супермаркета и винный магазин. Я хожу по площади с биноклем наготове, но вокруг видны только галки и серебристые чайки. На втором круге мне наконец улыбается удача: я замечаю, как прямо передо мной через дорогу вместе с пешеходами шагает самец домовой вороны – точно такой же, каких я видел пару недель назад в Сингапуре. Даже не шагает, а вышагивает. Ноги у него длинные, походка уверенная, лоб высокий, клюв длинный, туловище буро-серебристое, черные крылья отливают металликом – словом, залюбуешься. Я успеваю один раз его сфотографировать, прежде чем он запрыгивает на тротуар, взлетает и скрывается в кроне вяза. Прямо под деревом расположена одна из закусочных, так что я присаживаюсь и заказываю чашечку кофе. Птица тем временем прячется в листве и покрикивает – то грубым голосом, то мелодичным и чуть скрежещущим. Я отправляю снимок Сабине Риткерк, и она тут же отвечает: «О, здорово, что вы его нашли. Он часто там ошивается. Очень крикливый. Красавчик, правда?»