К их большому сожалению они этого не знали.

Думали добрый? Спущу на тормозах? Поругаю и оставлю в покое?

Это не про меня.

Хотя шаг к мирному урегулированию конфликта, я все же сделал. Отправил посыльного, с требованием явится ко мне в офис.

Не пришли, проигнорировали, предпочли попытаться спрятаться. Кретины. Я не терплю неповиновения, и не люблю, когда меня разочаровывают, а они своим отчуждением лишь приговор себе подписали.

Злость требовала выхода, поэтому не стал своих волков одних посылать на разборки, сам с ними отправился, предвкушая хорошую охоту.

Мы нагрянули к ним в деревню ночью, без стука врываясь в пустые дома. Шакалы сбежали, решили, что спрячутся, только не знали, как далеко щупальца моей власти простирались. У меня по ним вся информация: кто, где, куда. Полный анамнез.

Обнаружив безлюдное жалкое поселение, не откладывая, бросились к заброшенным складам на окраине города, где их стая логово временное обосновала.

Они были так уверены, в своей неуязвимости, в том, что их не найдут, что сидя у огня, полыхающего в проржавевших бочках, распивали водку, смеялись над плоскими шутками, выпячивая свой побег, как тринадцатый подвиг Геракла, не замечая того, что окружены, и все пути для отступления отрезаны.

Я даже снизошел до того, чтобы пять минут послушать их бред. О том, как они круты, как они вертели на херу всех вокруг, а в особенности меня.

Бунтари, твою мать! Разрушители системы.

Я бы еще понял, если бы во главе этого сброда стоял молодой, амбициозный волчара, сражающийся против всего мира из-за отсутствия ума и опыта.

Но здесь! Обрюзгший блохастый неудачник, в окружении таких же недооцененных, непонятых гениев современности.

Отвратительные в своей расхлябанности, грязные, не вызывающие ничего, кроме тошноты.

Наблюдал, как их альфа, которого все почтительно «батей» звали, стоял в центре круга, изрыгал из себя потоки ереси, приправленные похабными шутками, о том, что они всех прогнут, нагнут и по самые яйца натянут.

У него на руке висела полупьяная бабища, громко, вульгарно смеясь над каждой плоской фразой, будто это — венец остроумия. Она прямо млела от «бати», не стесняясь, при всех наглаживала вздыбленную ширинку.

Кир, притаившийся рядом, скорчил брезгливую гримасу наблюдая за этим дерьмом.

Все довольно. Насмотрелись, прониклись, пора прикрывать лавочку.

Кивнул еле заметно, и все мои приготовились, подобрались, готовые ринуться на противника.

Поехали!

Все, как по команде ворвались внутрь: через окна, двери, проломы в обвалившейся стене.

Горе-революционеры заметались в панике, побросали дешевое бухло, разорались, бросились врассыпную. Кто-то повалился на пол, запутавшись в пьяных ногах, кто-то перекинулся, а мои драли всех без разбору. Не до смерти, а так что бы обездвижить, размазать.

Мне было противно мараться об этих недооборотней, одного сбил, налетев грудью, полоснул зубами по боку, шкуру раздирая. Мне нужен их главный.

И тут выстрел грянул, эхом разнесся по пустынному заброшенному складу, а следом визг раненого волка.

Моего!

И голос их предводителя:

— Так их, братцы, застрелим, как свиней.

Кровавая пелена перед глазами. Никто не смеет причинять вред моей стае!!!

Вперед ринулся, на стрелявшего, уже целившегося в другого волка. Вцепился зубами, кости перегрызая, оторвав кисть вместе с оружием, потом в рожу вонзился, превращая в месиво.

Вкус чужой крови окончательно зверя пробудил. Лютого, голодного, безжалостного, рвущего без сомнений и раздумий, ловящего дикий кайф, когда зубы в чужую плоть впивались.

Кто-то из противников решетку с люка содрал, пытаясь улизнуть от расправы, но его мои парни настигли, разодрав в клочья за считанные секунды, отбросив в сторону первоначальную сдержанность.

Они видели меня, чувствовали меня, поддавались моему безумию, превращая карательную миссию в дикую бойню.

— Главного не трогать! — прорычал на весь зал, — он мой!

Мужик, обернувшись крупным, седым волком кое-как отбивался, ряды его приспешников с каждым мигом редели.

Наконец, раскидав всех, дорогу к этой сволочи проложил и, оскалившись, на него пошел.

Он спину выпрямил, окинул меня гордым, но мутным взглядом.

Дебил.

Прайму не смотрят в глаза, потому что если он взгляд поймает, то уже не вырваться, как не дергайся.

Жирный боров этого не знал. Все, сука, знают, а он не знал! Зарычал и ко мне бросился, да через шаг на пол завалился, скуля от боли, лапами бетон, залитый волчьей кровью, царапал. Остатки его людей замерли, не понимая, почему предводитель катается по полу и скулит, как шавка дворовая.

Все. Игры закончились.

Обернувшись человеком, шагнул к нему и, пренебрежительно пнув в бок, приказал:

— Оборачивайся, живо!

Он перекинулся, через силу, еще пытаясь сопротивляться, конвульсивно дергая лапами. На четвереньках еле удержался, потом поднялся, прижимая руку к разодранному боку, вперился в меня взглядом полным ненависти, с каждым мигом все больше власти над собой давая.

— Как вы нас нашли? — прохрипел он, дыхнув смрадным запахом перегара.

— Легко. Мозгов спрятаться нормально вам не хватило.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Мы — гордый клан! Мы не прятались! Нам нечего бояться. Мы здесь не для этого.

— Так и я пришел не для того, чтобы в остроумии упражняться. Ты и твои отморозки два моих объекта псу под хвост спустили.

— Твои объекты на моей земле стояли!

— Да? — протянул с деланным изумлением, — вот это новость.

— Ты захватил силой то, что тебе не принадлежало!

— Кто-то застрял в лихих девяностых? Рейдерские захваты в прошлом. Землю, о которой ты говоришь, я у банка выкупил. Ее забрали у прежних владельцев, пьяниц, за долги. Хм, не знаешь, кто бы это мог быть? — окатил презрением этот жалкий комок навоза.