присвоить себе или отдалить от себя. Такое самолюбие подразумевает только внешнее, поверхностное знание ближнего, и, как следствие, он видится в искаженном свете. Любовь, напротив, знает каждого человека настоящим, таким, какой он есть на самом деле. В то время как самолюбие-страсть делает всех людей незнакомцами и чужаками, благодаря любви все они близки и другой становится поистине ближним. В этой связи святой Максим пишет: «Имея [в любви] одну душу, они ведали сердца друг друга».[173]

Любовь для человека – источник истинной жизни.[174] «Что движет истинно живых людей, – задается вопросом праведный Николай Кавасила, – как не самая любовь?»[175] Этому учит Христос. Сказав, что нужно любить Бога и ближнего, Он добавляет: Так поступай, и будешь жить (Лк. 10, 28). При этом вторая заповедь не менее важна, чем первая. Мы знаем, что мы перешли из смерти в жизнь, потому что любим братьев; не любящий брата пребывает в смерти, – пишет Иоанн Богослов (1 Ин. 3, 14). Апостол имеет в виду не эту скоротечную земную жизнь, а вечную, к которой и ведет любовь.[176]

На самом деле любовь для человека есть начало [177] и конец [178] всякого блага. Именно облекшись в любовь, как пишут святые отцы вслед за апостолом Павлом (см.: Кол. 3, 14), человек может обрести совершенство,[179] к которому призван. Любовь соединяет человека с Богом [180] и делает его обителью Святой Троицы.[181] Кто любит Меня, – говорит Господь Иисус Христос, – тот соблюдет слово Мое; и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим (Ин. 14, 23). Сказанное также истинно в отношении любви к ближнему: Если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает, и любовь Его совершенна есть в нас (1 Ин. 4, 12). Пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем, говорит апостол Иоанн (1 Ин. 4, 16). Поэтому святой Исаак Сирин пишет: «Когда приобретет кто любовь, вместе с любовью облекается в Самого Бога».[182] Как наставляет преподобный Максим, «стяжавший же любовь стяжал Самого Бога, поскольку Бог есть любовь (1 Ин. 4, 16)».[183]

Поскольку Бог есть любовь, любящий уподобляется Ему,[184] при этом, чем сильнее любовь, тем больше уподобление. «Кто с любовию расположен к сей Крови, тот соделается чистым от крови чувственной», как пишет святой Григорий Нисский.[185] Преподобный Максим выразился смелее: «Великое, значит, благо – любовь, и первое из благ, и избранное благо; вокруг того, кто ее имеет, соединяет она собой Бога и людей и дает человеку казаться творцом людей благодаря столь полному, сколь возможно человеку, уподоблению в добре обоживаемого Богу».[186]

Иначе говоря, любовь более всех прочих добродетелей делает человека богоподобным, поскольку Бог есть любовь. В этом контексте преподобный Максим пишет: «Воистину нет ничего богоподобнее Божественной любви, <…> ничто так не возвышает людей к обожению»;[187] «Любовь <…> боголюбивого соединяет с Богом и делает богом».[188] Любовь делает человека совершенным, так что кажется, что его природа, «соединившись с природой, всецело облеклась [ею], абсолютно ничего не имея отдельным от соединенного с нею по ипостаси божества».[189] Любовь сама по себе делает человека богоподобным, так как, приобретая ее, он вместе с тем приобретает то качество, присущее Богу,[190] главное из всех, а вместе с ним прочие добродетели, которые любовь подразумевает, содержит в себе и которым дает начало. «Любовь, творимая из этих добродетелей и через их осуществление, – наставляет преподобный Максим Исповедник, – ведет к Богу, обоживающему творящего их человека».[191]

Деятельная любовь в Православной Церкви

В первую очередь необходимо развеять мифы, существующие относительно деятельной любви в Православной Церкви. На Западе часто считают, что Православная Церковь к рассматриваемому вопросу относится скорее «созерцательно», чем «активно» (в общем смысле этого слова), придерживается скорее теоретического подхода, чем практического, скорее индивидуального, чем социального, скорее духовного, чем институционального.

Такое впечатление сложилось из-за того, что в XX столетии во многих странах, в которых распространена православная вера, к власти пришли коммунистические режимы. Они стремились ограничить роль и, как следствие, влияние и деятельность Церкви в обществе.

Тем не менее можно видеть, что в странах, которые не стали коммунистическими, благотворительная работа всегда проводилась очень активно. Она находит «внешнее», социальное и институциональное выражение. В настоящее время к филантропической деятельности переходят и в странах, освобожденных от ига коммунизма и теперь возрождающихся. Под эгидой Церкви и при участии многочисленных священнослужителей и мирян оказывается помощь больницам, детским домам, хосписам, образовательным центрам, организациям, которые занимаются поддержкой бездомных, нуждающихся, пожилых людей, больных детей, сирот, наркозависимых, заключенных и всех тех, кто оказался исключенным из жизни общества или кому требуется помощь.

Такая социальная работа, проводимая на высшем уровне, имеет очень давнюю традицию, которая существовала на Востоке. Святой Василий Великий, живший в IV веке, особенно прославился созданием многочисленных благотворительных организаций для помощи бедным и основал первые больницы.[192]

С тезисом, что Православная Церковь скорее бывает «созерцательной», чем «активной», придерживается скорее теоретического подхода, чем практического, скорее индивидуального, чем социального, скорее духовного, чем институционального, с одной стороны, можно согласиться, а с другой – нет.

Не согласиться можно в том случае, если полагать, что от дел милосердия и любви Церковь отказывается, предпочитая их исключительно «созерцанию». Напротив, можно согласиться – если иметь в виду, что (с точки зрения православного богословия) дел самих по себе недостаточно, в их основании всегда должно лежать памятование о Боге, – только так наши отношения с ближним приобретают ценность.

Таким образом, становится очевидным «логическое» преимущество любви на уровне теории вместо той, которая находит практическое выражение. Но эти два проявления любви ни в коем случае нельзя противопоставлять друг другу или какое-либо из них исключать. «Теоретическая» любовь и «практическая» любовь, как представляется, – это два взаимодополняемых и неразрывно связанных проявления одной и той же любви – любви как внутренней (или теоретической) духовной установки, которая находит осуществление на практике и выражается в поведении, действиях, образе жизни, их вдохновляет, направляет, приводит в движение и одухотворяет. Последнее, в свою очередь, есть конкретная реализация и