Уже в ту эпоху Тулон был одним из важнейших портов Франции. Сердце графа сжалось при въезде в город. Здесь когда-то началась его военная карьера. Здесь он в первый раз вступил на корабль в качестве капитана, хранителя флага, с честью вынес уготованные ему судьбой испытания и, несмотря на свою молодость, приобрел огромную известность, почти славу.

Карета остановилась на Сенной площади у двери гостиницы «Мальтийский крест», которая, к слову, является, может быть, старейшей во всей Франции, потому что существует и поныне, хотя и внутренне, и внешне подверглась неизбежным переделкам.

Удобно разместив своего пленника в гостинице, Франсуа Бульо отправился в город. Если он и поставил часового у двери, то только для того, чтобы исполнять полученные приказания, а вовсе не из опасения, что пленник сбежит. Он даже не потрудился запереть дверь, поскольку был уверен, что граф де Бармон и не подумает выйти за порог.

Сбира не было около двух часов.

– Вы долго отсутствовали, – сказал граф, когда тот возвратился.

– Мне надо было закончить важные дела, – отвечал Бульо.

Граф, не прибавив ни слова, опять начал ходить взад и вперед по комнате, как он это делал до прихода сбира. Наступило минутное молчание. Бульо пребывал в явном замешательстве. Он суетливо двигался, делая вид, будто переставляет мебель. Наконец, видя, что граф не замечает его присутствия и продолжает молчать, он остановился перед ним и, пристально глядя ему в глаза, спросил шепотом:

– Вы меня не спрашиваете, где я был?

– К чему? – отвечал граф. – Вы, вероятно, ходили по своим делам.

– Нет, ваше сиятельство, по вашим!

– Да?

– Да. Вас ожидает «Чайка».

Граф улыбнулся и слегка пожал плечами:

– А-а! Вы опять об этом… А я-то считал, любезный Бульо, что мы договорились больше не возвращаться к этому вопросу. Вот для чего вы удлинили наш путь, направившись через Тулон! Меня это удивляло, я не понимал, почему вы избрали столь странную дорогу.

– Ваше сиятельство… – прошептал сбир, с мольбой сложив руки.

– Вы помешались, любезный Бульо! Однако вы должны знать, что если я принял решение, дурное или хорошее, то не изменю его никогда. Пожалуйста, прекратим этот разговор. Даю вам честное слово дворянина, что все это бесполезно.

Старый слуга испустил стон, похожий на предсмертный хрип.

– Да будет ваша воля, граф! – сказал он.

– Когда мы едем в Антиб?

– Сейчас, если вы желаете.

– Хорошо. Чем скорее, тем лучше.

Сбир поклонился и вышел, чтобы все приготовить к отъезду. Роли переменились, теперь пленник повелевал своим стражем.

Через час граф выехал из Тулона. Всю дорогу он и сбир вместе пили и ели и разговаривали о всяких посторонних предметах. Бульо окончательно убедился, что бесполезно продолжать настаивать: граф никогда не согласится на побег. Однако сбир не отказался совсем от своего намерения, а только отложил его, рассчитывая, что пылкая натура де Бармона не вынесет скуки и бессмысленности заточения.

Приехав в Антиб, Бульо по приказанию графа, которому как будто доставляло удовольствие мучить его, стал разыскивать лодку для переезда на остров Сент-Маргерит. Поиски не заняли много времени. Имея на руках приказ кардинала, Бульо взял первую же подвернувшуюся рыбачью лодку.

Оставляя твердую землю, граф обернулся, и странная улыбка тронула его губы. Бульо, обманутый улыбкой, значения которой не понял, наклонился к графу и прошептал:

– Если вы хотите, еще есть время.

Граф посмотрел на сбира, пожал плечами и ничего не ответил.

Группа Леринских островов, в сторону которых направлялась лодка, состоит из нескольких безымянных и двух больших островов. Первый остров носит имя Сент-Маргерит, а второй – Сент-Онора. В описываемое нами время был укреплен только этот остров. Тут жили рыбаки и имелись развалины монастыря, основанного святым Гонорием в 400 году.

Остров Сент-Маргерит был необитаемым. Никто и не думал селиться на нем, окруженном опасными подводными рифами. Хотя сам остров со своими гранатовыми, померанцевыми и фиговыми деревьями представлял собой поистине райское плодородное место. Но именно на этом острове была возведена крепость, впоследствии приобретшая печальную известность уже в качестве тюрьмы.

Крепость эта высилась над прибрежными скалами и занимала большую часть острова. Она состояла из трех башен, связанных между собой переходами. Широкий и глубокий ров опоясывал ее стены, покрытые желтоватым мхом.

За несколько лет до начала нашего рассказа, в 1635 году, испанцы неожиданно овладели островом Сент-Маргерит. Кардинал, чтобы избежать повторения подобной катастрофы, решил поместить в крепости гарнизон из пятидесяти вышколенных солдат под начальством старого офицера. Этого же офицера он назначил и на должность губернатора. Для старика такое назначение было чем-то вроде выхода на пенсию. В крепости, вдали от мирских забот, он вел вполне спокойную жизнь, заключив молчаливое мирное соглашение с контрабандистами, изредка посещавшими остров.

Старик-офицер был высок и худощав, с сухими чертами лица. Одной руки и одной ноги у него не было. Звали его де л’Урсьер. Характер он имел скверный, постоянно ворчал и бранил своих подчиненных. Надо сказать, что день, когда он, в ранге майора, уволился из полка, праздновали и офицеры, и солдаты – до такой степени не любили они своего почтенного сослуживца.

Кардинал де Ришелье знал толк в людях. Назначив майора де л’Урсьера губернатором острова Сент-Маргерит и превратив его в тюремщика, он нашел именно то место, которое как нельзя лучше подходило этому сварливому и злобному человеку.

Вот от него-то граф де Бармон и должен был теперь зависеть довольно долгое время, потому что кардинал, с легкостью сажая в государственную тюрьму дворянина, не торопился выпускать его. И пленник мог быть уверен, что, не случись какого-нибудь из ряда вон выходящего случая, он умрет, забытый в тюрьме. Если, конечно, кардиналу не придет на ум, как это случалось иногда, отдать приказ отрубить бедолаге голову.

После переговоров и нескончаемых предосторожностей, призванных свидетельствовать о строгой дисциплине, налаженной комендантом, пленника в сопровождении конвоя впустили наконец в крепость.

Когда де л’Урсьеру доложили о прибытии посланца кардинала, тот как раз заканчивал завтрак. Майор застегнул мундир, надел шляпу, нацепил шпагу и отдал приказ впустить сбира. Франсуа Бульо поклонился и передал ему приказ. Губернатор пробежал бумагу глазами, после чего обратил внимание на графа, который стоял несколько позади. Он небрежно кивнул ему и сказал сухим и надменным тоном:

– Вы – граф де Бармон, так написано в этой бумаге.

– Да, – ответил граф, кланяясь.

– Я в отчаянии, решительно в отчаянии, – продолжил майор, – но у меня строгие приказания на ваш счет. Однако поверьте – гм! гм! – что я постараюсь соотнести мое природное человеколюбие с предписанной мне строгостью. Гм! гм! Будьте уверены, что я знаю обязанности дворян по отношению друг к другу.