Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот в феврале 1901 года Уинстон Черчилль впервые вошел в Палату Общин в качестве депутата и занял угловое место, которое когда-то занимал его отец. За его плечами было уже столько всего, сколько многим людям не удается повидать за целую жизнь. А между тем его жизнь на самом деле еще только начиналась, все самое важное ожидало его впереди.
«Мне было двадцать шесть лет. Стоит ли удивляться, что я считал, будто достиг всего? Но, к счастью, жизнь не так проста и прямолинейна, иначе мы слишком быстро добирались бы до ее финала».
«Идеальное общество, за которое боролся Черчилль, должно было состоять, по его замыслу, из класса сердобольных богачей, добровольно жертвующих частью своих богатств, и из предприимчивого, благонамеренного рабочего класса, с глубокой признательностью эту жертву принимающего».
31 мая 1904 года Черчилль как обычно вошел в здание Палаты Общин. По словам репортера «Манчестер Гардиан», он «посмотрел на свое привычное место… затем, перевел взгляд на скамью, что находилась напротив, поклонился креслу, которое занимал председатель, а затем резко повернулся и внезапно прошагал направо, заняв место среди либералов».
Сидеть солнечным утром за своим столом, имея четыре чистых часа непрерывного покоя, ручку и массу белой бумаги – вот истинное счастье.
Все то время, когда я не был в правительстве, – примерно половина жизни, – я зарабатывал продажей слов и, надеюсь, иногда продажей мыслей.
Тори (члены консервативной партии) были в шоке – их молодая звезда, сын и внук консерваторов, перешел в либеральную партию. Об этом много говорили, политический бомонд осуждал его поступок, злые языки утверждали, что ему просто надоело ждать, и пообещай ему родная партия министерский портфель, он и не подумал бы податься в стан «врагов».
* * *
Но опытные политики удивлены не были. И не все даже осуждали его поступок. К этому шло уже давно, и вряд ли Черчилля в тот момент можно было чем-нибудь удержать в рядах тори. Он слишком сильно расходился с ними во взглядах и не желал подчиняться их лидеру Артуру Бальфуру. За первые четыре года в Палате Общин он уже приобрел репутацию бунтаря в рядах консерваторов, поскольку не раз голосовал против своей партии, поддерживая законопроекты либералов, и даже сблизился с Ллойдом Джорджем – наиболее ярким и талантливым политиком либеральной партии.
Так, например, он выступал с резкой критикой проекта увеличения расходов на армию, представленного военным министром, и выражал несогласие с политикой консерваторов по вопросам свободной торговли и колониальной политики. Выступал Черчилль и за социальные реформы, осуждая жесткую позицию тори. «Как мало славы, – говорил он, – в том, что империя, которая правит морями, не в состоянии улучшить жизнь своих собственных подданных».
Поддерживал он и возмущавшую многих консерваторов идею предоставления женщинам гражданских прав – он проголосовал за нее в 1904 году, а когда ему задали прямой вопрос, сочувствует ли он идее о предоставлении женщинам права голоса, ответил: «Эти требования нельзя оспаривать ни с точки зрения справедливости, ни с точки зрения логики. Меня можно считать дружески настроенным человеком по отношению к движению. И, надеюсь, мое слово примут на веру, если я пообещаю: как только это позволят обстоятельства, я сделаю все возможное, что будет в моих силах». Что, кстати, не помешало ему в 1910 году проголосовать против, потому что в тот момент он считал принятие такого закона несвоевременным.
Но самое главное – он вообще никогда не был «человеком партии». Он был сам по себе, и его интересовали не интересы консерваторов или либералов, а интересы народа и, конечно, свои собственные. Он даже не подумал поменять избирательный участок – выставил свою кандидатуру в Олдхеме, где победил в 1900 году от партии тори, и снова выиграл там выборы в 1906 году, уже от либералов, чем конечно снова вызвал негодование в стане бывших соратников.
Однако хоть это и может показаться удивительным, отношения Черчилля с членами партии консерваторов очень скоро выровнялись, а с некоторыми даже стали лучше, чем прежде. Частично это было связано с тем, что теперь они уже не были конкурентами за пост в партии и могли общаться как приятели, а не как соперники.
Написание книги – это приключение. Сначала она служит вам игрушкой и развлечением, потом становится вашей тайной любовницей, затем превращается в вашего повелителя, а после становится тираном. Наконец, когда вы уже готовы смириться со своим рабством, вы убиваете монстра и выбрасываете его в публику.
Но главной причиной была все та же особенность британского общества, которая помогла ему и прежде. Куда бы Черчилль не переходил, он все равно оставался «своим парнем» для той небольшой прослойки истинных джентльменов, в которой он родился и прожил всю жизнь. А именно эта прослойка и правила Соединенным Королевством. Там все были друг другу друзья и родственники, все учились сначала в Итоне или Харроу, а потом в Оксфорде или Кембридже. «Человек из народа», то есть не аристократ по рождению, мог претендовать на то, чтобы занять какую-либо серьезную должность на государственной службе, сделать научную карьеру и уж тем более стать политическим деятелем, только если ему удалось поступить в одно из этих учебных заведений. Тогда его со скрипом, но принимали в рядах «небожителей» как своего.
Из всех крупных британских политиков Черчилль очень долго оставался единственным, кто сумел обойтись без Оксфорда и Кембриджа. Но ему это было не так уж необходимо, ведь он был членом высшего общества по праву рождения, поэтому британские снобы готовы были простить ему этот маленький недостаток, а позже простили и его метания из партии в партию. В Англии не так важно, консерватор ты или либерал, главное, что твоя мама дает светские приемы, твоя бабушка дружила с бабушкой премьер-министра, а твой кузен – герцог Мальборо.
Лидеры консерваторов оставались джентльменами, они знали бунтаря с детства и не могли перестать им восхищаться… Уинстон при работе над биографией отца контактировал со всеми, кто мог хранить связанные с ним воспоминания или документы. С просто поразительной бесцеремонностью он обратился. к своему главному парламентскому мальчику для битья, старому империалисту и протекционисту Джозефу Чемберлену.