— надо же! И так его эта улыбка преображала. Я уставилась на него, как зачарованная.

— Я понял.

— Правда, не знаю, что бы без тебя делала.

Семен погладил мои пальцы и осторожно провел вверх по руке, плечу, коснулся шеи. Чуть придавил пугливо трепыхающуюся венку. И что-то такое мелькнуло в его глазах… Чисто мужское. Что у меня сердце замерло. И душно стало, и тревожно, и неловко ужасно, а еще очень-очень жарко.

— П-пойду. М-мама, наверное, уже волнуется.

— Только мама?

— Папа умер. Я поздний ребенок.

— Познакомишь?

— С мамой? Ты что… — испугалась я. — Вот так сразу?

— Ну а почему бы и нет? Будет знать, с кем ты — не будет переживать.

— А… — хлопнула я глазами, — … ты хочешь встретиться? Еще раз?

— Конечно, — Семен наклонился и целомудренно поцеловал меня в щеку. — Я напишу.

Его поцелуй до того меня растревожил, что я пулей вылетела из машины и чуть было не убилась, забыв о высокой подножке. Обернулась, хлестнув себя по лицу кудрями, и, поймав его волчий взгляд, торопливо засеменила к дому. А уже в подъезде, привалившись спиной к прохладной металлической двери и отдышавшись, сообразила, что номер-то он у меня так и не взял! Сначала расстроилась, просто до слез. Потом вспомнила, как он на меня смотрел, когда думал, что я не вижу, и убедила себя, что это и к лучшему. Уже тогда мелькнула мысль, что Шведов этот не так прост, как кажется. И ко мне у него… тоже все не так просто.

— Верочка, это ты?

— Да, мам! Я.

— Ну, ты куда пропала, ребенок? Я уже начала волноваться.

Я зашла в кухню, мама как раз накрывала на стол. Все бросила, подбежала ко мне, обняла. Отношения у нас были очень теплые, несмотря на то, что мама порой просто душила меня своей заботой.

— Я же тебе написала. Все нормально. Мы просто сходили погулять с друзьями. Кстати, я не голодна.

— Ну а экзамен как? Ко мне Лида приходила, говорит, Мишку ее грозят отчислить. Я сразу тебя вспомнила. Распереживалась.

Значит, мне не почудился аромат корвалола. Я металась взглядом по нашей крохотной кухне, не зная, как быть. Соврать? Сказать, что исправила? А если мое обращение в милицию ничего не даст? Я даже не знала, что хуже. Если оно ничего не даст, или если, не дай бог, всплывет, дойдет до мамы. А у нее сердце слабое. И так жутко стало! Я почему-то совсем не подумала о том, какой может скандал подняться. Обида застилала глаза. Но теперь-то, теперь… Боже.

— Все нормально. Четверка, мам, — пролепетала я и, сославшись на необходимость готовиться к занятиям, сбежала. Рухнула на постель, укрываясь с головой одеялом. Проверила на всякий случай групповой чат. Выдохнула, только когда убедилась, что там все как всегда, ничего нового: кто-то сплетничал, кто-то звал на вписку, кто-то проклинал завтрашний тест. Но Бутанова никто не вспоминал. Значит, волна еще не пошла, и, наверное, еще можно было все откатить назад. Только Майка настрочила в личку:

«Ну че? У тебя приняли заявление?»

Я застонала, спрятала голову под подушку. Если честно, мне до конца не верилось, что я вляпалась в такую ужасную ситуацию. Ладно бы я как-то спровоцировала его. Нарядом там вызывающим, или призывными взглядами, хотя и это, конечно, слабое оправдание его поведению. Но я же ничего такого… Я вообще вела себя тише воды ниже травы. Да и одевалась очень скромно, денег на модные наряды у нас с мамой не было. Так чего он в меня вцепился? Все же мне надо было набраться смелости и рассказать обо всем декану. А я струсила. Побоялась сплетен. И почему-то совершенно упустила из виду, что мое обращение в полицию никак от них не спасет. А может, и усугубит ситуацию…

Чертова Майка! Сбила меня с толку.

Я промаялась всю ночь, ворочаясь с боку на бок. Ближе к утру решила, что всем будет легче, если я заберу заявление. Главное ведь было дать понять Бутанову, что я не буду терпеть его домогательства молча. Думала, покажу ему копию заявы — он и струхнет. В универ ехала страшно взвинченной. На фоне этого даже как-то поблекли воспоминания о нашем с Семеном свидании.

— Геннадий Сергеевич, можно вас? — сказала я, решительно поджав губы. Бутанов, который сидел за своим столом в глубине огромного кабинета, дернулся. Вскочил, как подорванный, снова плюхнулся в кресло.

— Да, Вера. Заходите. Я как раз хотел… Хотел с вами обсудить некоторое недопонимание.

На кафедре кроме Бутанова никого не было, я бы поостереглась заходить, но уж больно сбивало с толку странное поведение препода — его суетливые, какие-то дерганые движения и бегающие глаза.

— Недопонимание? — промямлила я.

— Ну, конечно! Верочка, вы меня совершенно неправильно поняли! Я же… Никогда. Что вы? Я… — Бутанов отбросил ручку. А на моих губах помимо воли расцвела ироническая улыбка. Чего он не хотел? Сунуть руку мне в джинсы? Думаю, этот вопрос отчетливо читался в моих глазах, не зря ведь Бутанов осекся. И совсем другим голосом произнес: — Извините меня. Такого больше никогда не повторится. Надеюсь, зачетка при вас? В ведомости я уже все исправил… Так что?

Ошарашенная происходящем, я сняла с плеча рюкзачок и достала злосчастную книжку, а потом с удивлением наблюдала за тем, как Бутанов трясущимися руками выводит в ней «отлично», заходя то на строку вверх, то съезжая сразу на несколько строчек ниже. И почему-то мне было ужасно неловко наблюдать за тем, как тряслись его руки, как он потел и блеял. На меня это произвело такое неизгладимое впечатление, что остаток дня я ходила как пыльным мешком пришибленная. Но еще хуже стало, когда в универ нагрянули маски-шоу.

— Что происходит, кто-нибудь в курсе?

— Говорят, у Бутанова обыск.

— Да вы че? На кой им Бутанов?

— Ну… Он же с секреткой работал. Там какие-то разработки по шельфу… Я хз. Может, слил кому.

Еще тогда мелькнула мысль, что как-то странно это все.

— Это ж не ты? — спросила Майка.

— Что я?

— На него стукнула?

— Ты чего? Совсем, что ли?

— Ну, мало ли, — пожала плечами подруга.

Я растерянно оглянулась. Как раз в тот момент, когда Бутанова проводили мимо, и будто с разбегу натолкнулась на его затравленный, переполненный ненавистью взгляд. Аж волосы встали дыбом — так это было жутко.

— Вер! — послышалось откуда-то из-за спины. Я обернулась, замерла, как дурочка, и непонятно, сколько бы так простояла, если бы Майка не ткнула меня в бок.

— Тебя зовут, Стужева. Это че за чел?